Тенбрук, имея в виду не только «Протестантскую этику», но и весь комплекс работ Вебера по социологии религии, предположил, что, несмотря на то, какое внимание он обращал на грубые материальные мотивы, показывая, что умеет с этим работать, Вебер все-таки на первый план выводил мотивацию, которую мы бы назвали идеальной. Что значит идеальная? Идеальная в смысле не грубо и не мелко корыстная. Самый главный мотив – это мотив людей, которые пытаются решить самый главный вопрос о спасении, о смысле жизни и смерти. Вебер, изучив, как это бывает и как это происходит с протестантами, в протестантских сектах времен Реформации и отчасти в протестантских сектах, какие они были в Америке его времени, решил выяснить, как это происходит в других религиях. Это был решительный шаг. Вебер сказал, что вопрос о спасении центральный не только для христианства – это центральный вопрос вообще человека, находящегося на определенном этапе, определенном уровне развития. Не все люди, не во все времена ставят столь кардинально вопрос о спасении. По-немецки для спасения есть два слова: «Heil» (спасение, благо) и «Erlösung» (спасение, избавление). Избавление может быть избавлением от конкретной проблемы, от локальной опасности, излечением от болезни. Но может быть такое представление, что каждая конкретная опасность – это проявление некой высшей радикальной опасности. Соответственно, спасение – это спасение от самой главной угрозы, от самого главного страха – спасение от страха смерти. Если радикализовать отношение таким образом, что отдельные проблемы окажутся частными проблемами общего смысла жизни, тогда избавление или спасение, нахождение некоторого пути, выводящего из этой проблемной ситуации, будет для человека самым главным. Эти пути, как можно установить, предлагаются в разных религиях. Во «Введении» к «Хозяйственной этике мировых религий» Вебер высказывается, казалось бы, с кристальной ясностью, но по поводу этого высказывания сломано много копий. Он говорит, что важны не идеи, но интересы, причем интересы как материальные, так и идеальные, но вот в чем заключается интерес, определяется очень часто «картиной мира», которая, как он говорит, «переводит стрелки» действия, направляет динамику его интереса по определенным путям[148]
. Таким образом, здесь нет универсальной антропологии, хотя он время от времени говорит о «естественных» и «изначальных» влечениях человека; нет внеисторического суждения о том, что человек всегда устроен определенным образом и всегда точно стремится к одному и тому же. Наоборот, он, конечно, стремился к избавлению, но вот от чего он мог и хотел быть избавлен, – это определялось картиной мира. Ясность этого высказывания, конечно, мнимая. Тенбрук попытался интерпретировать его в том смысле, что в картине мира заложено саморазвертывающееся, помимо желания и намерения людей, какое-то «логическое ядро». Получалась, в сущности, идеалистическая философия истории. Ее не приняли. Тут я вас хочу отослать к работам нашего лучшего исследователя Вебера и лучшего специалиста по современному вебероведению Юрия Николаевича Давыдова. Давыдов не очень жалует «методологизм», ему представляются более важными содержательные высказывания Вебера о рационализме, капитализме, становлении хозяйственных укладов и тому подобным. Поэтому я мало имел поводов на него ссылаться, хотя знанием Вебера и многим другим в социологии я обязан именно ему. Но здесь никто вас лучше не познакомит с состоянием дискуссий, чем Давыдов. Можно читать его главы в «Истории теоретической социологии», можно читать книгу, совместную с Гайденко, «История и рациональность»[149], а можно заглянуть в «Избранные произведения» Вебера, 1990 года, которые я здесь неоднократно цитировал, там Давыдов про эти дискуссии написал большое послесловие.Но вернемся к Веберу. Вебера интересуют мировые религии.