Элементарная социология. Введение в историю дисциплины

Когда Германия потерпела поражение, Зиммель оказался в оккупационной зоне, отрезанным от всех, смертельно больным. Он вел себя стоически, посвятив остаток сил завершению большого философского труда, который на русский язык плохо переведен как «Созерцание жизни». Ему не повезло: его сын, служивший в армии военврачом, не успел доехать и попрощаться с ним. Но повезло ему в другом отношении: он не дожил до разгрома университета. Французы его не просто закрыли, но разогнали, и потом из солидарности земельные университеты Германии предоставляли места преподавателям, изгнанным со своих мест. Но это было уже позже. Умирал Зиммель долго и тяжело, к тому же в одиночестве – все его друзья остались в Германии. То, на что он, с его точки зрения, положил жизнь, разлеталось – великая европейская культура погибла. И открывался новый этап в истории Европы, который, как он понимал, будет совершенно другим. Он умирал, как писал он сам, без учеников, без последователей, поэтому был убежден, что не создал никакой школы. Зиммель писал, что «разлетится мое наследство по кусочкам, не оставляя ни одного прямого наследника». Конечно, он не мог предугадать, что будет дальше, – а дальше было еще хуже. Сначала его жена, как потом и жена Вебера, занялась изданием его сочинений. Она была, кстати, как и Марианна Вебер, не просто интеллигентная женщина, но сама плодовитый автор. Она могла с умом распорядиться тем, что осталось. Дела шли сначала неплохо. Слава его была огромна, его труды повлияли на мыслителей более молодого поколения. Кое-кого из них он успел отметить. Он приветствовал появление первого тома книги Шпенглера «Закат Европы», и Шпенглер этим очень гордился. Он успел отдать должное книге Ханса Фрайера, будущего крупнейшего консервативного социолога Германии и известного философа истории. На обложке его книжки «Антей» 1917 года напечатана коротенькая рецензия Зиммеля. Он, хотя и не зная этого, оказал влияние на молодого Хайдеггера. Он действительно был очень важной фигурой для Германии. Но потом, с середины XX века, началось угасание интереса к нему. Во времена нацизма в Германии все стало определенно: Зиммель – еврейский по крови автор, а на публикацию авторов-евреев наложен запрет. Последствия этого чувствовались очень долго. Традиция чтения Зиммеля прервалась. Помните, я говорил, что в США Рудольф Хеберле пытался пробудить интерес к Тённису? Ему не многое удалось, но Хеберле сам социолог, он знал, что делать. А сын Зиммеля, военный врач, уехал с семьей из Германии, спасаясь от нацистов. Потомок Зиммеля живет сейчас в Соединенных Штатах, я видел его на социологическом конгрессе в Билефельде, он очень похож на деда, не отдает себе отчета в его величии и занимается статистикой. Была у него еще внебрачная дочь, она стала участницей сионистского движения, переселилась в Палестину и там погибла в результате несчастного случая в начале сороковых годов. Бумаги Зиммеля пропали, архив Зиммеля погиб безвозвратно. Его пытались на законных основаниях вывести за границу, в последний момент он был конфискован СС, украден по сути бандитами: не для уничтожения, а чтобы пустить на аукцион с молотка, но что-то не сложилось. Несмотря на огромные усилия, которые были затрачены в 70-е, 80-е и 90-е, ничего не нашли, от Зиммеля осталось очень мало переписки. То есть остались личные письма, а не то, что можно было бы найти в его бумагах.