Читаем Элементарная социология. Введение в историю дисциплины полностью

При этом позиция в текстах Зиммеля колеблется, меняется. Тут нельзя взять, ухватить мысль в полной определенности. Его за это еще в молодые годы критиковали философы старой школы. Но зато, когда в него «въезжаешь», врабатываешься, когда несколько раз проходишь по одному и тому же кругу, огромным усилием воли восстанавливаешь в памяти или на письме хотя бы отрезок его рассуждений – испытываешь необыкновенное счастье от того, как разъясняются многие интересные вещи. Так или иначе, с этим приходится мириться. Это всегда для меня большая проблема при изложении. В любом случае, мы постоянно сталкиваемся с одной и той же непростой задачей – где та ручка, за которую нужно потянуть, чтобы вытащить всего Зиммеля? И есть ли он вообще «весь Зиммель»? Где он, в социологических текстах, в философских, в текстах определенного периода или текстах более ранних и более поздних, чем тексты собственно социологические, но имеющих явное социологическое содержание? На это нет окончательного ответа. Здесь постоянно идут какие-то споры между зиммелеведами – окончательного согласия нет. Будем, значит, исходить из того, что что-нибудь лучше, чем ничего. И двинемся потихоньку дальше.

Итак, что же мы должны знать о Зиммеле? Когда-то я придумал такой подход (и до сих пор его придерживаюсь): я занялся Зиммелем потому, что он меня раздражал. Читаю, но толку никакого. Для внесения хоть какой-то ясности мы сделаем вот что. Существует совсем немного базовых понятий Зиммеля. Пожалуй, важнейшее из них (хотя нельзя сказать, что оно в центре его построений, но видно, что если бы его не было, если бы оно не работало как-то подспудно, то он не пришел бы к тому, к чему пришел) – это понятие взаимодействия. За этим понятием взаимодействия стоит, если угодно, базовая интуиция. Он некоторым образом видит мир, не только социальный, мир как таковой представляется ему миром взаимодействий. На первый взгляд может показаться, что в этом нет ничего особенного. Одно взаимодействует с другим, это нормально, что здесь такого? Но вся хитрость состоит в том, что взаимодействие важнее чем то, что взаимодействует. Если вы хотите понять, что взаимодействует, пытаетесь уловить это взаимодействующее, то вы опять проваливаетесь в бездну взаимодействий. То, что мы фиксируем как устойчивое, как какой-то предел возможного анализа, дифференцирования, для Зиммеля оказывается всего-навсего неким временным результатом, который может прекратить свое существование, если изменится взаимодействие. Взаимодействие имеет члены взаимодействия, но важно именно взаимодействие как таковое. Это для социологии очень важно. Поэтому, если вы говорите, что изучаете социальные взаимодействия, а потом в качестве некоторой незыблемой основы этого взаимодействия принимаете индивида или группы, то вы ничего не понимаете в Зиммеле. Поскольку для него несомненно, что индивиды взаимодействуют, но индивиды, какими мы их знаем, суть результаты взаимодействия. Если угодно, они суть места, точки пересечения социальных кругов, как он называет это в работе «Социальная дифференциация». Постепенно Зиммель уходит от столь радикальной точки зрения. Она в таком виде не присутствует в более поздних его сочинениях. Но, повторюсь, если бы ее не было, не было бы понятно ничего ни в логике ранних, ни в логике позднейших его работ. Отрешиться от идеи чего-то устойчивого, субстанциального нам очень трудно, а между тем, этого требовали многие философы того времени. Зиммель охотно идет путем релятивизации всего устойчивого, это модная тенденция. Но он понимает опасность этого пути.

Слово «взаимодействие» здесь очень важно понимать правильно. Это побочное замечание, но оно важно. Если у вас в голове сидит американское «interaction» – то это не правильно. «Interaction» – это «действие между». «Wechselwirkung» – это взаимодействие, действия одного на другое и второго на первое, некое первое и второе обмениваются действиями, обмениваются воздействиями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Анархизм — это не только Кропоткин, Бакунин и буква «А», вписанная в окружность, это в первую очередь древняя традиция, которая прошла с нами весь путь развития цивилизации, еще до того, как в XIX веке стала полноценной философской концепцией.От древнекитайских мудрецов до мыслителей эпохи Просвещения всегда находились люди, которые размышляли о природе власти и хотели убить в себе государство. Автор в увлекательной манере рассказывает нам про становление идеи свободы человека от давления правительства.Рябов Пётр Владимирович (родился в 1969 г.) — историк, философ и публицист, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Института социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета. Среди главных исследовательских интересов Петра Рябова: античная культура, философская антропология, история освободительного движения, история и философия анархизма, история русской философии, экзистенциальные проблемы современной культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Петр Владимирович Рябов

Государство и право / История / Обществознание, социология / Политика / Учебная и научная литература