Элементарные частицы

Мы живем на заре небывалой эпохи,
Ткань обстоятельств нежит наши тела,
Дарит нашим телам
Ореол немеркнущей радости.
То, что было лишь сладким предчувствием в музыке прошлых времен,
Для любого из нас повседневной реальностью стало.
То, что людям минувших времен рисовалось в мечтах как страна идеала,
Воплотилось в действительность нашу, как сбывшийся сон.
Но это не значит, что мы презираем этих людей,
Нам известно, сколь многим обязаны мы их мечтам,
Нам известно, что мы – порожденье их счастья и боли, из которых веками слагалась история,
Что наш будущий образ они пронесли через ненависть, распри и страх, через ужас и горе,
Через годы блужданий во мраке, когда день за днем писали они земную историю,
И мы знаем, что им бы не выстоять, если бы не было в них, в глубине их сердец, великой надежды на будущее,
Им бы просто не выжить, если б не эта мечта.

И теперь, когда наступила эпоха света,
Теперь, когда мы живем в непосредственной близости к свету
И свет наполняет наши тела,
Озаряет наши тела,
Дарит нашим телам ореол немеркнущей радости,
Теперь, когда мы живем рядом с этим потоком,
В череде неизменно сияющих дней,
Теперь, когда свет вокруг наших тел стал реален и осязаем,
Теперь, когда мы достигли цели пути
И навеки покинули царство разлада,
Царство разлада с собой и с миром,
Чтоб окунуться в бессменную и изобильную радость
Новых законов,
Сегодня
Мы можем впервые
Рассказать про последние дни старого мира[1].

Часть первая. Потерянное царство

1

Первое июля 1998 года пришлось на среду. Поэтому, хоть так и не принято, Джерзински устроил отвальную во вторник. В холодильник марки “Брандт”, слегка осевший под тяжестью контейнеров с эмбрионами, кое-как влезли бутылки с шампанским; вообще-то он служил для хранения химических препаратов.

Четыре бутылки на пятнадцать человек – это, конечно, впритык. Надо сказать, тут все немножко впритык: у них довольно мало общего; одно неосторожное слово, один косой взгляд – и компания того гляди распадется, и все кинутся к своим машинам. Они собрались в подвальной комнате с кондиционером. На стене, облицованной белой плиткой, красовался плакат с изображением озер Германии. Кстати, никто не предложил сфотографироваться. Прибывший в начале года молодой ученый, глуповатый на вид бородач, смылся через несколько минут, сославшись на проблемы с парковкой. Всеобщая неловкость становилась все ощутимее, да и потом, отпуск на носу. Одни поедут домой к семье, другие займутся экотуризмом. Слова лениво щелкали в воздухе. Приглашенные быстро разошлись.

Все закончилось к половине восьмого. Джерзински шел по паркингу вместе с одной своей коллегой с длинными черными волосами, ослепительно белой кожей и пышной грудью; она чуть постарше, чем он, и, скорее всего, возглавит после его ухода их отдел. Она не замужем; ее научные публикации посвящены в основном гену DAF3 дрозофилы.

Остановившись перед своей “тойотой”, он улыбнулся и протянул руку ученой даме (он уже несколько секунд продумывал этот жест, решив сопроводить его улыбкой, и мысленно репетировал). Их ладони сомкнулись, вяло встряхнули друг друга. Ему показалось, что рукопожатию не хватало тепла, но что уж теперь; учитывая обстоятельства, они могли бы и расцеловаться, как это принято у министров и некоторых эстрадных исполнителей.