Элементарные частицы

На следующий день Брюно написал короткое, трогательное письмо Мишелю. В нем он сообщал, что счастлив, и сожалел, что они так и не смогли до конца понять друг друга. Он желал ему тоже, по возможности, достичь некоей формы счастья. И подписался: “Твой брат Брюно”.

17

Письмо Брюно застало Мишеля в разгар кризиса его теоретических раздумий. Согласно гипотезе Маргенау, индивидуальное сознание можно уподобить полю вероятностей в пространстве Фока, определяемом как прямая сумма гильбертовых пространств. В принципе, это пространство может быть построено из элементарных электронных событий, происходящих на микроучастках синапсов. Следовательно, нормальное поведение имеет смысл уподобить упругой деформации поля, а акт свободной воли – разрыву: но в какой топологии? Далеко не очевидно, что естественная топология гильбертовых пространств свидетельствует о появлении акта свободной воли; нет даже уверенности в том, что сегодня эту задачу удастся поставить иначе, чем в сугубо метафорических терминах. Однако Мишель был убежден, что новая концептуальная основа необходима. Каждый вечер, перед тем как выключить компьютер, он запрашивал на сайте доступ к опубликованным за день экспериментальным результатам. На следующее утро он изучал их и убеждался, что повсюду в мире исследовательские центры, похоже, все чаще продвигаются вперед вслепую, эмпирически, что напрочь лишено смысла. Ни один из результатов не приближает их хоть к какому-то выводу, не позволяет даже сформулировать хоть какую-то теоретическую гипотезу. Индивидуальное сознание, похоже, возникло у животных внезапно, без всякой видимой причины и явно намного опередило появление языка. Дарвинисты с их бессознательным финализмом, как обычно, настаивают на гипотетических селективных преимуществах, связанных с возникновением сознания, и, как обычно, это ничего не объясняет, это просто милые абстрактные построения; но антропный принцип в данном случае оказался едва ли более убедительным. Мир обзавелся глазом, способным его созерцать, мозгом, способным его постичь; да, но что с того? Это ничего не добавляло к пониманию феномена возникновения сознания. Самосознание, отсутствующее у нематод, было продемонстрировано у менее специализированных форм, таких как ящерицы Lacerta agilis, что, вполне вероятно, объясняется наличием центральной нервной системы и чего-то большего. Это что-то оставалось загадкой; появление сознания, похоже, невозможно связать ни с какими анатомическими, биохимическими или клеточными данными; это обескураживало.

Как поступил бы Гейзенберг? Как поступил бы Нильс Бор? Отошли бы в сторонку, подумали бы. Прогулялись бы на свежем воздухе, музыку бы послушали. Новое не возникает путем простой интерполяции старого; информация всего лишь наслаивается на информацию, словно горсти песка, она изначально предопределена концептуальными рамками, ограничивающими область эксперимента; сейчас, как никогда, требовалось взглянуть на все это под другим углом.

Дни стояли жаркие и проходили быстро и безрадостно. В ночь на 15 сентября Мишелю приснился необычайно счастливый сон. Он шел рядом с маленькой девочкой, которая ехала верхом через лес, в окружении бабочек и цветов (проснувшись, он понял, что эта картинка, выплывшая из памяти тридцать лет спустя, была заставкой для титров в финале “Принца Сафира”, этот сериал, который он смотрел у бабушки по воскресеньям после обеда, запал ему в душу). В следующее мгновение он брел уже в одиночестве по бескрайней холмистой долине с высокой травой. Линию горизонта он разглядеть не мог; казалось, травянистые холмы уходят вдаль, бесконечно повторяясь под ясным небом красивого светло-серого цвета. Тем не менее он двигался дальше, особо не раздумывая и не торопясь; он знал, что на глубине нескольких метров под ним течет подземная река и что его ноги неизбежно, инстинктивно, сами поведут его вдоль нее. Вокруг шелестела на ветру трава.