Элементарные частицы

Но мы вовсе не стремимся живописать тут натуристскую колонию Кап-д’Агд в идиллических тонах, словно какой-то фурьеристский фаланстер. В Кап-д'Агде, как и везде, женщину с юным, гармонично сложенным телом и привлекательного, мужественного мужчину засыпают лестными предложениями. В Кап-дАгде, как и везде, тучный, стареющий, непривлекательный человек обречен на одинокую дрочку – разве что к этому занятию, обычно запрещенному в общественных местах, здесь отнесутся с благосклонным пониманием. Приходится только удивляться, что участники столь разнообразных сексуальных практик, гораздо более возбуждающих, чем те, что показывают в порнофильмах, не просто не выказывают ни малейшей агрессии по отношению друг к другу, но и потрясают своей невероятной куртуазностью. Возвращаясь к понятию “социал-демократической сексуальности”, лично я склонен рассматривать ее как редкий пример претворения в жизнь тех самых установок – дисциплины и соблюдения договоренностей, – которые позволили немцам, пройдя через две ужасающих, смертоносных мировых войны с интервалом в одно поколение, восстановить на руинах своей страны мощную экспортную экономику. В этой связи было бы интересно узнать, что думают об общественных начинаниях, реализованных в Кап-дАгде, выходцы из стран, где традиционно чтут те же культурные ценности (Япония, Корея). В любом случае принципы уважения и законопослушания, гарантирующие каждому, кто соблюдает условия договора, бесчисленные мгновения мирных утех, кажется, уже сами по себе обладают мощной силой убеждения, поскольку они с легкостью, без какого-либо свода разъясняющих правил, усваиваются даже здешней маргинальной публикой (жлобы-лепенисты из Лангедока, арабские отморозки, итальянцы из Римини).

Подошла к концу первая неделя их пребывания там, и Брюно перестал писать. То, что ему еще оставалось сказать, было гораздо нежнее, тоньше и туманнее. Проведя на пляже всю вторую половину дня, около семи они возвращались домой на аперитив, это уже вошло у них в привычку. Он пил кампари, Кристиана – как правило, белый мартини. Он следил за движением солнечных бликов по штукатурке – белой внутри и розоватой снаружи. Ему нравилось смотреть, как Кристиана голышом ходит по квартире, достает кубики льда и оливки. Он испытывал странные, очень странные ощущения: ему легче дышалось, иногда в течение долгих минут он вообще ни о чем не думал, и вроде ему было уже не так страшно. Как-то после обеда, через неделю после их приезда, он сказал Кристиане: мне кажется, я счастлив. Она замерла на месте, сжав в руке лоток со льдом, и очень медленно выдохнула. Он продолжил:

– Я хочу жить с тобой. Я чувствую, что с нас довольно, что мы и так настрадались. Потом навалятся болезни, за ними немощь и смерть. Но мне кажется, мы можем быть счастливы вместе до самого конца. По крайней мере, я хочу попытаться. Мне кажется, я люблю тебя.

Кристиана заплакала. Позже, заказав блюдо морепродуктов в “Нептуне”, они попытались обсудить практическую сторону дела. Она будет приезжать к нему каждые выходные, это ладно; но перевестись в Париж ей, конечно, сложновато. С учетом алиментов, на зарплату Брюно они вдвоем не проживут. Плюс сын Кристианы; тут тоже сразу ничего не придумаешь. Но все-таки это возможно; впервые за столько лет хоть что-то показалось возможным.