— А это не важно — главное было навести следствие на сантехника, для этого мой подручный позвонил Амирану, я знал, что вы будете проверять его телефон.
— Ясно. Ещё вопрос: как Амиран и Григорий отреагировали на твою клоунскую внешность? Она должна была их насторожить.
— Конечно. Поэтому в подъезде я снимал парик, бороду, усы, бакенбарды и представал перед ними в нормальном виде, оставлял только тёмные очки, чтобы прикрыть свою одноглазость. Маскарад нужен был для свидетелей, которых вы потом, конечно, допрашивали.
— Понятно. Теперь последнее: эксперты спорили об орудии убийства. Возникли сомнения, сбивал с толку разводной ключ, который оба раза оставлял преступник. Кстати, зачем ты это делал? Чтобы сбить нас с толку?
— Чтобы соответствовать питерскому маньяку.
— Удар и в первом и втором случае был единственным, но смертельным, тот, кто бил, умел и знал куда! У меня возникло одно предположение, решил проверить. Помнишь, дней десять назад, в Питере, у твоего подъезда на тебя напали хулиганы?.. Это была проверка. Двое наших оперативников вызвались тебя спровоцировать — ты их обоих отключил, двумя ударами…
— Так это твои ребята?.. Жаль! Надеюсь, я их не очень покалечил?
— Мы предусмотрительно надели на них жилеты, на голове у каждого был шлем, прикрытый капюшоном. Как видишь, мы подстраховались. Но, не смотря на всё предосторожности, эти два камикадзе не сразу пришли в себя. Хорошо, что спасательная команда успела вмешаться.
— Постой, постой, это ты о тех псевдо-спортсменах?
— Почему «псевдо»? Все трое мастера спорта.
— Да ты просто Станиславский — такой спектакль поставил!
— Мне нужно было понять: способен ли ты убить человека? И я понял: да! И физически можешь, и самое главное, ты к этому и психологически готов.
— Дай мне закурить, — попросил Нельсон, — в наручниках это сложно, без привычки.
Пахомов достал сигарету, раскурил её и протянул Нельсону. Сделав пару затяжек, тот медленно произнёс:
— Я — не профессиональный убийца. Я — изуродованный человек, и это меня угнетало и угнетает. У меня воспалённое самолюбие, я очень раним, потому что, потеряв глаз, стал ущербен, стал объектом для жалости, насмешек, зубоскальства… Поэтому с детства готовился давать беспощадный отпор — занимался боксом, карате, участвовал в самых жестоких драках, не просто участвовал — я искал их, воспитывая в себе бойцовские качества. Но это не значит, что я могу убить из жестокости или просто так, из любви к убийству, да никогда, упаси Господи!.. Но если меня болезненно ранят или пытаются ранить, причём, не куда-нибудь, а в самое сердце, где я храню самое дорогое, тогда да, я могу убить, и ты прав: я готов к этому и физически и морально!
— А что ты хранишь в сердце?
— Маму и Лену, — сразу, не задумываясь, ответил Нельсон. — Но мамы уже нет, она переселилась в память, а Лена… Судя по предполагаемому сроку, который я получу, Лена тоже плавно перейдёт в воспоминания.
— Ладно, об этом хватит… Пойдём дальше. Мы спорили об орудии убийства, а, оказывается, ты их убивал просто кулаком или ребром ладони? Это карате? У тебя чёрный пояс?
— Нет, до десятого дана ещё не добрался — пока я ещё ханси, девятый дан. Но боевые приёмы отработал неплохо.
— Мы в этом убедились. А я, увы, только через шестой дан перевалил…
— Можно, теперь я задам тебе вопрос: как вы вышли на моего подручного?
— Случайно. Поймали вора, который решил какому-то иностранному коллекционеру продать уникальный бриллиант «Глаз индейца».
— Я этого опасался: не сдержался, мошенник! Расскажи подробней.
— Изволь.
И Борис стал подробно изображать сцену допроса, настолько выразительно, что Нельсон увидел её, как на экране: и Пахомова, и сидящего напротив него Гуралика. Автор хочет, чтоб эту сцену увидели и читатели, поэтому приводит её здесь полностью.
В кабинете Пахомова — он и Гуралик.
— Я о вас навёл справки и кое-что узнал, — сообщил Пахомов. — Например, что вас уже разыскивала Питерская полиция. Не скажете, за что?
— Конечно, скажу. Скрывать истину от такого симпатичного следователя — это просто преступление! Я буду искренен, как с отцом родным, кстати, вы на него очень похожи.
— Не отвлекайтесь, пожалуйста, я жду.
— Хорошо, слушайте… — Он вдруг рассмеялся. — Помните у Жванецкого: «Слушайте, дети, это интересно!»…
— Вы опять отвлеклись.
— Простите, просто с вами очень приятно беседовать… Всё, всё!.. Рассказываю: я грузил чёрную икру, из Астрахани в Питер.
— Это не преступление.
— Но я грузил подпольно. В гробах.
— В гробах?! Что это значит?
— Гробы, наполненные икрой. Я их отправлял, как покойников. Таможенники относились с сочувствием, пропускали без всяких проволочек… Здесь их встречали, якобы заплаканные родственники… Всё было налажено, но однажды один гроб вскрыли.
— Интересно!.. Ну, и?..
— Я пытался выкрутиться, объяснял, что в самолёте было жарко, покойник испортился. Таможенник спросил: а почему всё такое чёрное?.. Я ответил: покойник был негром… В общем, еле отмазался, сунул пять тысяч долларов… Но потом вскрыли ещё один гроб, и ещё… Я грузил партиями, это было оправдано: бушевала эпидемия гриппа…