– Его Гришей звали. Как и этого… молодожена. Клава не даст соврать, я его раз в неделю, по выходным, ну чтоб не забыл он вкус, кормил свежим мясом. Вырезкой. И вот когда я нарезал мясо мелкими кусочками, Гриша (кот) терся у ног и мяукал. Причем на любой мой вопрос он отвечал одним и тем же мяуканьем. Спрашиваю: «Сейчас будешь кушать?» – «Мяу». – «Может, через час?» – «Мяу». – «Не хочешь вообще?» – «Мяу»… Да, о чем это я? Ага! Очень напоминает референдум. Ты, племяшка, участвовала когда-нибудь в референдуме?
– Нет, дядь Коля, не пришлось.
– Какие твои годы! Так вот, в референдуме вопросы так подбирают, что на любой из них отвечаешь: «Мяу».
На этом «мяу» Николай уронил голову на грудь. Клавдия перевела супруга на лежанку за дверью, укрыла пледом.
– И ты иди ложись, а я соберу тут.
– Куда? – содрогнулась Елена при мысли, что тетка направляет ее в горницу. Не хватало ночь рядом с гробом провести!
– В спаленку. К стенке ложись.
Сибирская Нефертити
Лена долго не могла уснуть, приглядываясь к проплывающим в сознании картинкам минувшего дня, прислушивалась к новым близким и далеким звукам, ворочалась, подыскивая удобное положение. Наконец мысли с чувствами оставляли всякую материю и воспоминания, девушка уже была готова провалиться в сон, но вздрагивала – от того, что над кроватью пролетал гроб, как в фильме «Вий», а в нем сидит не тетушка, а Амедео с карандашом во рту. На мгновение ей казалось, что она вновь в парижском отеле, но возвращались звуки и картинки, а с ними и мысли, и всё повторялось…
Ни свет ни заря подкатил фотограф на мотоцикле. С профессиональным интересом полюбовавшись улочкой, тающей в бледном тумане, стелющимся у земли, и деревьями, подвешенными за невидимые нити к небу, он сфотографировал прелестный вид и вошел во двор. С крылечка ему навстречу спускалась Клавдия с пакетом.
– Заходи, милок! Располагайся за столом. Я на минутку, гляну, набросал ли пакостник мусору под калитку.
Вынув из портфельчика четыре фотографии, приезжий разложил их на столе, критически осмотрел, поменял местами и перевернул обратной стороной. Зашла Клавдия с пустым пакетом.
– Чисто сегодня. Выходной у него.
– А ты, мать, камеру привесь, и увидишь, кто ночами шастает.
– Какую камеру? Скажешь! Чего стоишь? Садись! – Хозяйка стала собирать на стол. – Мои еще дрыхнут, а мы чайку попьем. Потом фотки покажешь. Ты их сдвинь пока в сторонку.
– Вчера был вкусный пирожок! – сказал фотограф.
– Плохих не печем. Вчерашний вкусный, а сегодняшний вкуснее будет. Потому что сегодняшний. Тебя звать-то как? Анна говорила, да я не помню. Сдается мне, Алексеем.
– Точно, Алексеем! – подтвердил фотограф.
– А меня теткой Клавдией зови.
– Проницательная ты, тетка Клавдия!
– Что есть, то есть. Доброе проницаю, злое отвергаю! Ладно, невмочь ждать, показывай, какая там я. Смотри, чтоб не отвергла!
Тут одновременно появились Николай и Елена. Дядька высунул голову из-за двери и поздоровался, а Елена ойкнула, увидев постороннего мужчину, и спряталась в спальне.
– Свои! – успокоила девушку Клавдия. – Это вчерашний Алексей, фотограф.
– Я в баньку, умоюсь, – проскочила Лена.
– Умойся. Сейчас будем фотки смотреть. Не оборачивай пока их.
Наконец все чинно уселись за накрытый стол, на котором стоял самовар, большой заварной чайник, тонкие стаканы в резных латунных подстаканниках, горшочек сметаны, свежеиспеченные пирожки с картошкой и ягодой, тарелочки с голубой тройной каемочкой.
– Как, сперва чай, а потом фотки или сначала фото, а потом чай? – спросила Клавдия, утерев фартуком слезящиеся глаза.
Поскольку всем хотелось тут же приступить и к чаю и к просмотру фото, Николай подбросил монетку.
– Орел – фото.
Выпал орел.
Фотограф взял все фотографии, глянул на них, показал первую карточку:
– Это общий вид.
– Класс! – похвалил Николай. – Ты тут как живая!
– А какая же еще? – подбоченилась тетка.
Лена не удержалась и прыснула от смеха. Глядя на нее, засмеялись и остальные.
– А это вид частный. Первый. – Алексей показал фотографию, на которой Клавдия, казалось, спала с безмятежной улыбкой на лице. Глядя на фото, заулыбались и все остальные. Клавдия от растроганности утерла глаза фартуком.
– Умильная ты тут, Клава, – дрогнувшим голосом произнес Николай. – Ты, того, такой всегда будь…
– Еще один частный вид, второй. – На фотографии был крупный план – лицо Клавдии, поглощенной в глубокие раздумья. Видно было, что мысли не о грустном, а о чем-то таком светлом, что казалось, вокруг головы тетки брезжит венец, как над королевами или над святыми.
– Никак нимб? – спросила Клавдия. – Это как же ты его разглядел на мне, милок?
– Аппаратура такая, – вздохнул фотограф.
– Адоб фотошоп? – спросила Лена.
– Да, и другие программы, – ответил Алексей.
– Это что ты такое спросила, племяшка? – откинулся на стуле дядя Коля.
– Это неинтересно, – сказал фотограф. – Техническая сторона вопроса.
– Ты разбираешься? – уважительно посмотрел на Лену Николай.