Елена Прекрасная

Надо сказать, что «ломание» Елены сказывалось и на атмосфере студий. Эдик, хоть и воспитанный в интеллигентной семье, был человеком грубым и любил устраивать телевизионным кнехтам разносы. От полярника депутата все знали, что в период брачных игр и битв с соперниками морские слоны надувают не только нос, а вообще всю морду, поэтому в последние две недели в коридорах и кабинетах чуть ли не ежедневно звучало: «Ахтунг! Ахтунг! Секач в студии! Опять с надутой мордой! Сейчас начнет покрывать всех!» Покрывал шеф с любимой прибауткой: «Я опухаю!» Эта студенческая шутка родилась в оттепель шестидесятых годов, когда население столицы стало опухать от глотков свободы. Родители Эдика и до этого жили в тепле, но им тоже понравилась эта формулировка молодецких эмоций. Понятно, что и сынок перенял эту присказку. Эдуард Аркадьевич получал наивысшее наслаждение от двух сладостных процессов: покровительства юным талантам и разноса подчиненных, и когда эти процессы тормозились или напротив, шли как по маслу (Эдику в принципе было всё равно), он и опухал.

Утром следующего дня девушка получила от воздыхателя ключи от Audi TT.

– Пора, Леночка, обзавестись представительской тачкой. То, что нужно леди – стильный дизайн, мощный мотор и спортивный характер. Салон отделан кожей. Словом, для элиты.

Девушка выразила свою благодарность, чмокнув благодетеля в щечку. Тот, галантно шаркнув ногой, со вздохом предложил ей сегодня же «прошвырнуться в Венецию».

– Там мой клуб, два гондольера и прочее. Вот билеты. Леночка, прошу быть снисходительной к поклоннику вашей редкой красоты и талантов! Им подстать только Венеция!

После такого щедрого подарка-покупки Елена поняла, что это «всё». «Тетушка, помоги!» – воззвала она внутри себя, но в ответ было молчание. «Значит, всё».

После перелета и вечерней прогулки на гондоле парочка уютно посидела в ресторанчике, принадлежавшем Эдуарду Аркадьевичу, а перед отходом ко сну полюбовались на откровенно эротичный танец, исполненный трио – Ради и ее родственниками.

В номере Эдуард Аркадьевич переоделся в роскошный красный халат, а спутнице предложил переодеться в жемчужные россыпи. Селадон открыл богатую шкатулку, наполненную жемчугом – колье, сережками, браслетами, подвесками, длинными нитями и еще чем-то, чему и слов нет в русском языке.

– Жемчуг – Жемчужине! – торжественно провозгласил Эдик и стал перед зеркалом принаряжать красавицу, вздрагивавшую от прикосновения его влажных пальцев.

– Si la Perle des perles?11 – оторвавшись от зеркала, лукаво взглянула на поклонника Елена. Ей было приятно, хотя и с осадком, что она потихоньку осваивает лицемерие.

– Что ты сказала? Нравится?

– Очень! – созналась Елена.

– Английская пословица есть: «Large pearl comes only in deep areas».* Ты, Леночка, такая умница, я уж не говорю – красавица, ты самая глубокая по уму из всех, кого я знаю…

– Марианская впадина. Эдик, погружайтесь в меня осторожно…

__________________

* «Крупный жемчуг попадается только на глубоких местах» (англ.).

Елена осеклась, поняв, что прозвучало двусмысленно, но «тюлень», похоже, не заметил пикантности. Он уложил «Жемчужину» на постель и стал на ее теле, как на столе, перекладывать нити жемчуга с места на место и фотографировать. В какой-то момент девушке стало противно и, не дожидаясь апофеоза любви, она натурально зевнула и предложила страдальцу очередной «завтрак».

– Эдик, оставим праздничный салют на завтра. Я так устала.

Против ожидания Эдик согласился.

– Хорошо, Леночка. Дай я тебя укрою одеяльцем. – И он заботливо подоткнул одеяло, чтоб не дуло. – Я буду в номере напротив. Buona notte!

– Sogni d'oro!12

Эдуард Аркадьевич вышел из номера, на ходу сбросив с себя халат – так, чтобы недотрога смогла восхититься его мужской статью, и голым прошел в номер напротив, где ему тут же были предоставлены тайские удовольствия.

– С девчонками иметь дело себе дороже! – урчал шеф в сильных руках референта-массажистки, мявших истинно тюленьи спину, плечи и шею, включая апоплексический загривок. – Куда понятнее с опытными женщинами. Вот ты знаешь, что я хочу, и делаешь это. Читала «Лолиту» Набокова? Вот чего в ней хорошего, в этой худосочной нимфетке?

Ради улыбнулась:

– Не вертись, мешаешь. Есть любители и нимфеток.

– Идиоты! А эта кочевряжится. Боюсь, что холодна. Надо разогреть девчонку. Завтра с ребятами приготовь мне праздничный ужин. Барбитурат13 в шкатулке.

Я опухаю!

На другой день, вместе с Ради, бегло изъяснявшейся на итальянском, Эдик и Елена прокатились на гондоле по Гранд-каналу, побывали на площади Святого Марка, во Дворце дожей и, утомленные прогулкой, вечером пришли в тот же ресторанчик, что и накануне. К ним присоседились родственники Ради, телосложением сущие мальчики, но со взрослыми лицами. Они улыбались и говорили что-то по-тайски. Ради перевела:

– Восхищаются вами, Хелен.

– Скажите им, что они прекрасно выглядят, – не осталась в долгу и Елена.