Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту

В новом доме царило такое же смешение стилей, как и в парижском особняке на набережной. Парадная гостиная с диванами, креслами, канапе, обитыми шелком и бархатом всех оттенков, от пурпурного до бледно-розового, представляла французский модерн. Столовая, белая с золотом, — барокко. Однако ее стены украшала коллекция примитивного искусства Африки и Австралии. Малую гостиную, где играли в бридж и пили кофе, Мадам любила больше других комнат, хотя ее стиль определить вообще невозможно: венецианская мебель соседствовала здесь с триптихом Дали. Весьма необычное сочетание, согласитесь.

Этажом выше располагалось шесть спален, в том числе и спальня Елены. Мебель из прозрачного акрила была тогда невероятным новшеством, ее часто фотографировали, в особенности флуоресцентную кровать Мадам. Рядом с полотнами Руо — гигантские скульптуры аборигенов Океании, вазы из опалового стекла и зеркала в старинной затейливой оправе. Десятки работ Брака, Пикассо, Миро, Шагала, Дерена, Модильяни, Матисса. Один искусствовед ехидно назвал их «самыми незначительными произведениями наиболее значительных художников конца XIX — начала XX столетия». Над спальнями устроили особое хранилище для многочисленных кукольных домиков Мадам и бальный зал.

Коль скоро время было военное, Елена решила выращивать на лоджии овощи. Свой маленький огород она назвала «Небесной фермой». В 1942 году она устроила у себя грандиозный прием в честь добровольной ассоциации подсобных фермерских хозяйств «United State Crop Corps». Газета «New Yorker» посвятила ему статью. В ней сообщалось, что среди прочих напитков гостям подавали овощной сок странного ярко-зеленого цвета, изготовленный по рецепту самой мадам Рубинштейн, однако приглашенные, в том числе и Дали, предпочитали виски с содовой.

Уходя, журналисты подошли к Мадам попрощаться и застали ее одну возле столика, где лежали торжественно под стеклом четыре клубня выращенного ею картофеля. «Лицо мадам Рубинштейн оставалось непроницаемо серьезным, и мы не смогли угадать, шутка это или нет».

Впрочем, Елене зачастую было не до шуток. Устраивать светские рауты — обременительная обязанность. Приемы Елены и Арчила пользовались популярностью, на них стремился попасть весь Нью-Йорк. Мадам заранее посылала в газеты списки приглашенных. Она гордилась тем, что в ее доме собирались наиболее родовитые, — Елена всегда была без ума от аристократии, — а также знаменитые и талантливые: художники, писатели, журналисты. Попасть в число избранных лестно, поэтому гости приходили в «Rubinstein Hilton» охотно. На Манхэттене только о мадам Рубинштейн и говорили.

Американское правительство, готовясь к военной операции в Северной Африке, сделало Мадам государственный заказ на солнцезащитный крем для десантников, которым предстояло высадиться в пустыне. Такой, чтобы увлажнял и восстанавливал кожу, а также служил камуфляжем для лиц. Елена вместе с Малой разработали подходящий рецепт. Вашингтон закупил шестьдесят тысяч упаковок со знаком фирмы Елены Рубинштейн (HR Inc). Военное время не способствовало развитию косметической промышленности, но на этот раз Мадам получила значительное вознаграждение и приобрела известность.

Елену Рубинштейн пригласили в Белый дом. Президент Рузвельт позабавил ее анекдотом. Одну англичанку, пострадавшую во время бомбежки, несли на носилках; сначала она потребовала у санитаров помаду из своей сумочки и только потом позволила сделать ей обезболивающий укол.

— Косметика помогает женщинам выстоять в трудные времена. Сейчас многие из них трудятся на предприятиях. Выпускайте побольше помады. Женщинам нужна ваша поддержка, — сказал президент в заключение беседы.

То же самое услышала от него и Элизабет Арден, побывавшая в Белом доме вскоре после Елены. Каждая из них решила, что президент обращался за помощью к ней лично, каждая с удвоенной энергией взялась за изобретение новых косметических средств. Рассказывали, будто в Германии женщины отказались выходить на работу, когда Гитлер попытался запретить им пользоваться косметикой.

Нехватка металлов болезненно отразилась и на косметической отрасли. У одного только Чарльза Ревсона запасы не истощались. Наглый тип! Дамы его обожали, а Елена ненавидела пуще Элизабет, вечной соперницы. Нельзя отстать от него ни на шаг. Рубинштейн и Арден робко и ласково уговаривали публику, Ревсон дразнил и вел себя вызывающе. Они обе создавали романтические образы, Ревсон признавал лишь чувственность и гремел: «Сделаю из каждой секс-бомбу!»