Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту

Больше они не встречались. Если верить Джону Ричардсону, биографу Пикассо, художник боялся, что умрет раньше Елены, если закончит ее портрет. Он наотрез отказался показывать ей наброски, но Ричардсон их видел. И назвал великолепными.

Он не высказал вслух собственного мнения об этих «когтистых лапах, унизанных бриллиантами» и «лысой хищной голове стервятника». Напротив, лживо уверял мастера, будто тот «облагородил» мадам Рубинштейн, превратил ее в гордого орла.

Джон Ричардсон вообще отзывается о стареющей Мадам с удивительной неприязнью и злорадством, сравнивает ее, «изукрашенную, разрисованную», с посредственной иконой в нелепом дорогом окладе. Ни сострадания, ни уважения. Даже язвительный О’Хиггинс никогда не позволял себе такого, поскольку был искренне привязан к своей благодетельнице.

The show must go on [22]

После недолгого отдыха в Каннах Мадам вернулась в Нью-Йорк и снова с головой окунулась в работу, чтобы не думать все время о князе, а главное, чтобы не дать Арден, Ревсону и Лаудер восторжествовать. Сохранять абсолютное первенство на рынке становилось все трудней, конкуренция ужесточилась, ставки неуклонно росли.

К концу 50-х американцы уже тратили по четыре миллиарда в год на косметическую продукцию. Двадцать миллионов молодых самостоятельных женщин, гордость нации, ухаживали за собой с невиданным прежде усердием и стремились выглядеть наилучшим образом. Особенно модным стал контурный карандаш. Красавиц актрис с глазами лани — Ингрид Бергман, Элизабет Тейлор, Грейс Келли, Риту Хейворт, Сид Чарисс, Ким Новак и Мэрилин Монро — женщины копировали в мельчайших деталях, от густо покрытых лаком причесок до туфель лодочек на головокружительно высоких каблуках.

Выручка от продаж становилась заоблачной, и многие спешили отхватить свой кусок пирога, например рекламные агентства, которые покупали для своих клиентов эфирное время на радио, место в газетах, журналах, других средствах массовой информации. И конечно же на телевидении: оно сразу же выдвинулось на первый план. Мадам скучала перед крошечным экраном, но Дэвиду Огилви удалось переубедить ее. Она решила попробовать. Ее бесило, что Чарльз Ревсон добился такого успеха, вкладывая деньги в любимую всеми передачу «Вопрос на 64 000 долларов». Теперь его торговый оборот был выше, чем у фирмы Рубинштейн. Елена согласилась стать спонсором шоу Сида Сизера, актера не слишком интеллектуального, зато весьма популярного.

Первое краткое рекламное объявление дали до заглавных титров. То был миг ее всенародной славы. Она восседала на троне под балдахином в белом атласном платье от Диора и в соболях, с жемчужным ожерельем в три ряда. Глубокий голос с мягким акцентом вкрадчиво произнес:

— Я Елена Рубинштейн, уделите мне всего десять минут внимания, и вы станете на десять лет моложе.

Телезрители влюбились в нее. Всех околдовал чарующий голос Мадам. У нее он действительно был приятным, но в эфире текст читала русская актриса. К этой уловке пришлось прибегнуть, поскольку записать саму Елену не удалось: от волнения она спотыкалась на каждом слове. И руки у нее дрожали, поэтому крупным планом показали унизанные кольцами пальцы ее племянницы Малы. И все-таки люди видели настоящую мадам Рубинштейн.

К ее величайшему сожалению, на торговом обороте это никак не отразилось. Зато изменилось отношение к ней самой, ведь до сих пор все знали только фирму, а не ее основательницу. Впервые миф обрел реальное воплощение — легендарная миллиардерша, жившая в заоблачных далях, чуть ли не выдумка журналистов, вдруг оказалась маленькой энергичной приветливой женщиной, которая всю жизнь стремилась сделать других красивее.

В восемьдесят пять лет Мадам ощутила, что значит стать знаменитой. Теперь ее пародировали комики в ночных клубах, в «New Yorker» опубликовали на нее карикатуру. Когда она садилась в такси, шоферы узнавали ее и радостно приветствовали: «Hi, Helena!» Расспрашивали ее о сыновьях и племянниках, а некоторые даже шептали ласковые слова на идише. Леонард Лайонс, знаменитый журналист, бессменный ведущий рубрики в «New York Post», которую читатели каждый раз ждали с особым нетерпением, назвал Елену «еврейской королевой Викторией».

Телевидение впервые показало ее публике и сделало известной на всю страну. Когда шоу закрыли, Мадам продолжала платить за рекламу в эфире, хотя Огилви и многие другие из ее окружения были настроены скептически и считали это дорогостоящим капризом. Однако Елена сделала верный ход. Новый дезодорант ее фирмы рекламировали перед трансляцией матча по боксу, она и сама обожала все виды единоборств. Елена мгновенно отмела возражения, сказав: «Когда пот льется градом, любой вспомнит о дезодоранте». И действительно он пошел нарасхват, Мадам оказалась права.