Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту

Достаточно быстро Эдвард Титус формирует образ Елены Рубинштейн. Она становится блестящей, богатой, знаменитой в Европе служительницей красоты, которая все свои научные познания отдает модным женщинам. Он находит ей имя, которым все будут ее называть.

— Елена, что вы думаете о Мадам? Не мадам Рубинштейн, а просто Мадам… Звучит, не правда ли?

Елена завороженно повторяет на все лады «мадам», «мадам». И становится Мадам, так будут ее называть служащие, клиентки, журналисты, ее семья и даже дети.

Елена чувствует его поддержку, и у нее вырастают крылья. Как она и собиралась, в 1907 году она открывает салон в Сиднее на Питт-стрит, 158. В 1908-м она откроет салон в Веллингтоне, и тоже с большим успехом.

Эдвард всегда с ней рядом и всегда готов помочь советом. Эдвард здесь, Эдвард там. За два года он стал для Елены необходим, как воздух, которым она дышит. Не проходит дня, чтобы она с ним не посоветовалась. Да, он ее служащий, но еще и советник, гид, друг, союзник. Днем они вместе работают, вечером вместе развлекаются.

Елену охватывает страх. Вовсе не так она хотела прожить свою жизнь. Но ничего не поделать, она влюбилась. Появилась новая Елена, она напевает по утрам и больше чем когда-либо следит за своей внешностью.

Она размышляет. Эдвард обаятелен, у него харизма, он любит нравиться и завоевывать. Нет сомнения, что он любимец женщин и заставит ее страдать. Но вместе с тем, похоже, ему и вправду нравится ее общество, его завораживает ее удачливость, воля, мужество и амбиции. Она, не лукавя, рассказала ему, как уехала из Казимежа и на какой каторге потом очутилась.

Летним вечером они как-то сидели вдвоем на террасе французского ресторана в Мельбурне. Елена за ужином говорила мало. Она едва притронулась к бокалу бордо, который заказал для нее Эдвард, старательно приучавший ее к знаменитым винам. Глубоко погрузившись в раздумья, она впервые не слушает, что он ей рассказывает. Она крошит хлеб и катает из него шарики.

Нервозность Елены не укрывается от глаз Эдварда, он наклоняется к своей спутнице, берет за руку и не отпускает. Она вздрагивает, пытается отнять руку, но он только крепче сжимает ее. Так они сидят какое-то время и молчат.

У Елены ком в горле. Она боится услышать то, что ей сейчас скажут. Ожидание кажется ей вечностью.

— Елена, — произносит Эдвард неторопливо, — я вижу, что вы задумали создать империю. Выходите за меня замуж, и мы будем создавать ее вместе.

Покорение Лондона

В Лондоне идет дождь. Мелкий, моросящий, он сеется и сеется на ее бархатную шляпку. Дождь шел вчера. И позавчера. И две недели назад. А когда нет дождя, на смену ползет туман, густой, холодный и липкий. Апрель 1908 года. Весна задерживается. И, как назло, опять ни одного фиакра.

Промокшая, дрожащая Елена прячется под козырек. Она не должна отчаиваться, постоянно твердит себе она, и это уже напоминает навязчивую идею. Еще в Колерейне она твердо усвоила: чем значительней цель, к которой стремишься, тем выше плата. Как мантру твердит она себе по утрам эту фразу, просыпаясь в маленькой меблированной квартирке на третьем этаже, снятой вместе с молодой австралийкой на Эрлингтон-стрит.

В Лондоне не существует Мадам. Ее успех, ее деньги — у нее примерно полмиллиона долларов на счете австралийского банка, и она только что открыла счет в Лондоне — не избавляют ее от ощущения, что здесь она чужая. В этом закрытом мирке, живущем по сложным правилам, которые ей пока не удается расшифровать, Елена опять одна. Конечно, она научится, как многому уже научилась. Но начинать всегда трудно.

По крайней мере хоть раз в день она спрашивает себя, уж не ошиблась ли, отказавшись от предложения Эдварда. Ей так его не хватает, что иной раз перехватывает горло. Ей не хватает их разговоров, вечеров, проведенных вместе, общности мыслей. Ее будто околдовали, по-другому она не может назвать это чувство. Всякий раз, вспоминая их последний вечер в Мельбурне, она вновь и вновь перебирает каждое свое слово.

И все-таки она была искренна, когда через несколько минут, которые показались им обоим вечностью, все же ответила ему отказом. Но ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы произнести несколько коротких слов, а потом изобразить безразличие, увидев лицо друга, которому нанесла удар. Он был в недоумении, чувствовал боль, его гордость была ранена.

Елене тоже пришлось нелегко, она почувствовала, что должна как-то смягчить свой ответ.

— Дайте мне немного времени, я должна зарекомендовать себя в Европе.

Эдвард ничего не ответил. Он смотрел ей прямо в глаза, и она, выпрямившись, вновь заледенела, чтобы не дать слабину. По счастью, он, кажется, ее понял. А потом сказал, потому что был не из тех мужчин, которые оставляют за женщиной последнее слово.

— Хорошо. Но через несколько месяцев я вас навещу.