Елена Троянская

Но благородство натуры часто делает человека слепым и заставляет заблуждаться относительно причин поступков других людей, не столь благородных. Приам и его советники были лишены двоедушия и коварства и судили о своих врагах по себе.

Приам подробно расспросил Синона и полностью удовлетворился его ответами. К тому же синяки и кровоподтеки свидетельствовали в пользу последнего.

А что, если греки оставили Синона, чтобы он направил нас по ложному пути, а для убедительности устроили ему несколько синяков? Я попросила, чтобы Приам дозволил поговорить с Синоном мне как человеку, который знает греческий обычай и язык. Приам отказал.

Вместо этого он велел снять с Синона колодки и ласково попросил:

– А теперь расскажи нам про этого коня.

– Что касается коня, то статуя предназначается Афине. Вот тут и слова написаны сбоку: «В благодарность за будущее благополучное возвращение домой греки посвящают этот дар богине». Дело в том, что греки прибыли к Трое по требованию Афины – отомстить за нанесенную ей Парисом обиду – и теперь должны заручиться ее одобрением перед возвращением на родину. Конь понравится Афине, ведь она любит лошадей.

– Почему коня сделали таким большим? – спросил Приам.

– Для того, чтобы вы не могли втащить его в вашу крепость, – таинственно ответил Синон. – Вещание о нем таково: если вы уничтожите или повредите эту статую, то Афина уничтожит вас. А если вы введете коня в ваши стены и поставите перед храмом Афины в Пергаме, то ваш город станет несокрушимым. Более того, вам удастся объединить все силы Азии, вторгнуться в Грецию и покорить Микены.

– Это все ложь! – вскричал ясновидец Лаокоон, избранный жрецом храма Посейдона. – Все это придумал Одиссей. Не верь ему, Приам! Не верьте грекам, дары приносящим!

– Мне тоже эта штука не нравится, – сказал Антимах, обходя коня кругом.

Конь стоял на плоской подставке с подложенными под нее для удобства перемещения бревнами. Он был наспех сколочен из досок, ноги сделаны из толстых стволов деревьев. Туловище коня было раздуто, как у беременной кобылы. Вместо глаз – морские раковины.

Любопытство одолело осторожность, и несколько смельчаков подошли поближе, чтобы разглядеть коня. Вскоре уже толпа троянцев собралась вокруг него. После тяжелых безрадостных будней они восприняли это чудище, словно дети – диковинную игрушку, и восхищались им, как много лет назад сфинксом. Они гладили ноги коня, мальчишки пытались вскарабкаться ему на спину. Женщины собирали цветы, плели гирлянды и украшали ими коня. Около его ног выложили целый ковер из роз. Музыканты заиграли на флейтах, народ пустился в пляс. Все праздновали победу. Война закончилась!

Приам облачился в самые торжественные одежды, а Гекуба, по-прежнему в черном, закуталась в плащ. Приам внимательно изучил статую со всех сторон, потом повернулся и, примериваясь, окинул взглядом Скейские ворота.

– Она должна пройти в них, – сказал он. – Мы внесем статую в город, пусть защищает его. Да исполнится пророчество! – Его голос обрел почти прежнюю силу.

– Дорогой отец! – вмешалась я. – Откуда мы знаем, что это подлинное пророчество? Об этом нам сказал Синон. Но Синон – грек. Не кажется ли тебе, что цель его рассказа – побудить нас ввести коня в город? Других свидетельств о том, что означает этот конь, у нас нет.

Приам не ответил, он молча смотрел на статую.

– И это ты, которая навлекла на нас все несчастья, теперь предостерегаешь нас! – вместо Приама ответила Гекуба.

– Я потеряла самое дорогое в жизни, но я по-прежнему верна Трое. Так было и будет.

– Ты потеряла одного, – откинула капюшон Гекуба, – а я многих. Теперь под угрозой весь город. Ты знаешь, какая судьба ждет побежденные города – их стирают с лица земли, оставив груду пепла. Именно такую участь греки готовили нам – из-за тебя с Парисом. Тысячи жизней за ваш поцелуй. Если бы греки победили, ты со всей своей верностью переметнулась бы на их сторону.

– Неужели ты до сих пор не поняла меня? – воскликнула я, как от боли: ее слова хлестнули меня кнутом.

– В Пергам его скорее, в Пергам! – кричал народ, и в этих криках потонул ответ Гекубы. – Потащили!

Вдруг Кассандра бросилась на руки матери – я не заметила, откуда она взялась.

– Елена права! Этот конь сулит гибель! В нем прячутся вооруженные люди. Оставьте его на берегу!

– Бедная полоумная дочь Приама! – крикнул кто-то из толпы. – Уведите ее, опять она бредит.

Тут вновь подошел Лаокоон, два сына-близнеца поспешали за ним.

– Остановитесь, глупцы! – кричал он. – Проверьте хотя бы сначала, что у коня внутри!

С этими словами он бросил в коня свое копье, и оно вонзилось ему в бок. Внутри что-то зазвенело.

– Деифоб, дай твое копье! Оно длиннее. Сейчас я проткну этого коня насквозь, и вы услышите, как взвоют греки!

– Держи, – сказал Деифоб, – хотя мое копье не длиннее твоего.

– Тогда нужно развести костер, чтобы от этого деревянного коня остался лишь пепел! – кричал Лаокоон. – Нужно сложить дрова на платформу, она словно предназначена для этого, и поджечь! Подожгите коня, и вы услышите из него вопли греков, которые будут молить о спасении!