Элеонора Августа

– Да, надобны нам акты миролюбия.

– И что это будут за акты? – уточнил Роха. И пока Волков был доволен его вопросами. Они были, кстати, и весьма своевременны.

– Господин Эшбахт, исходя из миролюбия своего, пусть снимет осаду с города Шаффхаузена, – заговорил на сей раз господин Брумхаймер.

За спиной Волкова вызывающе фыркнул Кленк: нет, ну вы слышали его? А Роха и Брюнхвальд одновременно повернули головы к генералу: ну, и что вы скажете на это, господин генерал?

Но Волков абсолютно спокойно спросил:

– Это все ваши требования, господа?

На самом деле он даже не сомневался, что не все. Это был первый вопрос для проверки его реакции.

Господа делегаты переглянулись, и советник Новен продолжил:

– Еще мы просим в знак примирения отпустить пленных.

– Безвозмездно? – уточнил кавалер. Он знал, что они уже начали торг, и поэтому хотел услышать от них первых ту сумму, которую они приготовили.

– Да, безвозмездно, – первый раз за разговор заговорил финансовый комиссар Хонкель. – Совет земли Брегген после такого жеста с вашей стороны будет уверен, что вы расположены к миру.

– А вот я в таком случае не смогу быть уверен, что совет земли Брегген расположен к миру: вдруг эти пять сотен человек будут по-новому вооружены и войдут в новое войско против меня? – Он сделал паузу, ожидая возражений от горожан и убеждений, что такого быть не может, но возражений, как ни странно, не последовало, и тогда генерал продолжил со всей возможной благосклонностью: – Ну, это недоверие мы можем разрешить, я согласен передать вам пленных безвозмездно, но перед этим я велю отрубить им правые руки по локоть, чтобы они больше не смогли драться против меня. Вы согласны, господа? Решение это, как и решение царя Соломона, будет приемлемо и для вас, и для меня.

Нет, это предложение явно не понравилось делегатам. Они опять переглянулись. Уж им никак не хотелось прослыть людьми, которые дали добро на такое безжалостное увечие своих людей и союзников. Нет, конечно нет, не готовы были господа переговорщики брать на себя такую ответственность.

– Или все-таки вы предложите мне золото, господа? – видя их нерешительность, продолжил кавалер. – Я просил у вашего ландамана десять тысяч гульденов.

– Сия цена чрезмерна, – сразу отозвался комиссар Хонкель.

– И какова же будет нечрезмерная цена? – спросил у него Волков.

– Совет одобрил четыре тысячи дукатов золотом, – отвечал, не задумываясь, Хонкель.

«Четыре тысячи? Нет-нет-нет… Да и вообще, сдается мне, что ты, мерзавец, врешь».

– Это цена пленных или это цена снятия осады? – уточнил генерал и этим уведомил делегатов, что на два дела сразу этой суммы ну никак не хватит.

Господа теперь не только стали переглядываться, но сблизились, начали шептаться меж собой. И после такого рода совещания Хонкель сообщил:

– Шесть тысяч гульденов, и вы отдаете нам пленных, снимаете осаду и выводите гарнизон из Висликофена.

– Вы слыхали, какая наглость! – воскликнул Кленк.

Господа старшие офицеры заерзали в креслах. Они были солидарны с ландскнехтом, в том сомнений не было. А младшие, которые стояли за их спинами, начали шептаться. Но теперь Волков уже не обращал на них внимания. Теперь, в этих прениях, он почувствовал запах столь вожделенного им мира. И ради него кавалер был готов идти на уступки даже в том случае, если это не понравится его офицерам.

– Десять тысяч, и я снимаю осаду, отдаю вам пленных и вывожу гарнизон из Висликофена.

– И тогда вы уводите своих людей на свой берег реки! – радостно, едва не вскочив с места, воскликнул Хонкель, ни с кем больше не посоветовавшись. И при этом ни Новен, ни Брумхаймер его не одернули.

Волков это заметил. Получается, они сразу были согласны на десять тысяч золотых. Значит, уступать он им больше не обязан.

– Нет, десять тысяч гульденов, и я отдаю вам пленных, снимаю осаду и вывожу гарнизон из Висликофена. Но войско останется на этом берегу. Я отойду к Милликону, в свой лагерь, и буду ждать там вашу делегацию на переговоры. Пусть приезжает ландаман сам. – Так переговоры становились более весомыми. – Буду ждать одну неделю, после начну войну.

– Мы передадим ваши пожелания совету кантона, – заверил Новен.

– А еще передайте уважаемому кантонсраату вашей земли, что ответа я буду ждать до утра, до рассвета, а после начну бить стену и казнить пленных.

– Мы передадим это совету.

– Господа, чтобы совет ваш еще быстрее принимал решения, так передайте ему, что, пока не будет промеж нами мира, я приостанавливаю всякую вашу торговлю по реке. Отныне ни одна лодка не пристанет к вашему берегу и не отплывет от него и ни один плот с лесом. А то, что отплывет, так будет мною взято.

На это господа переговорщики ничего не ответили. Лишь Новен кивнул, показывая, что передаст все сказанное генералом совету.

«Ну вот, кажется, и пошло дело, не так уж эти горцы и воинственны, не так уж яростны становятся, особенно когда пушки бьют стены их столицы».