Элевсинские мистерии

Физически-природные силы богов, и без мистерий служащие формированию тела, "Илиада" поначалу изображает через трех верховных богов, творящих образ Агамемнона: "<…> меж них возвышался герой Агамемнон, Зевсу, метателю молний, главой и очами подобный, станом — Арею великому, персями Энносигею [Посейдону. — Н.Ф.]. Словно как бык [животное подземного Плутона. — А А.] среди стада стоит, перед всеми отличный, гордый телец, возвышается он меж телиц превосходный <…>" (2,477 ел.). Итак, гомеровский Зевс ваяет голову; это видно и по нему самому: движение его бровей подтверждает речь. Именно на это он указывает Фетиде: «"Зри, да уверена будешь, — тебе я главой помаваю. Се от лица моего для бессмертных богов величайший слова залог: невозвратно то слово, вовек непреложно, и не совершиться не может, когда я главой помаваю". Рек, и во знаменье Зевс помавает бровями <…>» (1,524 ел.). Но как только Гомер в XIV песни "Илиады" начинает изображать таинства, олимпийский Зевс, дарящий дневное сознание, тотчас засыпает (14,233). Таинства гасят знание о происходящем на свету и с помощью Гекаты и Персефоны пробуждают ночное сознание.

Далее средь ваятелей тела следует назвать Аполлона. Он сохранил облик мертвому Гектору, когда Ахиллес волок его за колесницей (20, 21). В этом плане он прежде всего обеспечивает прямохождение, поднимает позвоночник, главным образом шейный отдел, medulla oblongata. Мать Аполлона действует в ликворе — спинномозговой жидкости, омывающей medulla oblongata. Артемида властвует дыханием, Афродита — областью первичной почки, Деметра — питанием. Афина дарит мысль и суждение. Гермес двигает конечности и поддерживает в душе способность к метаморфозе. Сторукий великан Бриарей-Эгеон, о котором речь идет в "Илиаде" (1,399–406), вероятно, действовал в питательном соке, или тканевой жидкости.

Своей композицией "Илиада" облегчает понимание таинств, но это касается лишь второй части, песней XV–XXIV, которые, по-видимому, восходят к обнаруженному Шадевальдтом базовому эпосу "Мемнон". В общем и целом "Илиада" описывает пятьдесят дней Троянской войны, исторически относящейся к XIII веку; Гомер же творил в VIII веке. Он изображает гнев молодого героя Ахиллеса и его духовное преображение в этой второй части эпоса так, что здесь четко просматривается элевсинское посвящение. Речь идет не о победе или поражении, а о духовном развитии.

"Илиада" начинается словами: "Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял <…> с оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою пастырь народов Атрид [Агамемнон. — Н.Ф.] и герой Ахиллес благородный". Из добычи, захваченной в маленьком, попутно завоеванном городке, им обоим досталось по девушке; Агамемнону — дочь Аполлонова жреца Хриса, Ахиллесу — дочь некоего Бриса, или Брисея, каковое имя обозначает и бога Диониса. Хрис и Брис были братьями, как и их боги Аполлон и Дионис[216]. Аполлон, наславши на ахейский лагерь мор, принудил греков вернуть жрецу Хрису его дочь. Вместо нее царь Агамемнон забрал себе невесту Ахиллеса. Разгневавшись на это, Ахиллес объявил, что не станет участвовать в боях до тех пор, пока девушка, нетронутая, не возвратится к нему.

Ахиллес обладал поочередно тремя девушками, что знаменует ступени его развития: на острове Скирос совсем еще молодой герой вступил с дочерью Ликомеда в союз, от которого родился сын Неоптолем. В Авлиде он был помолвлен с дочерью Агамемнона Ифигенией, которая, однако, стала не его женой, а девственной жрицей Артемиды в Тавриде. Под Троей он возлюбил Брисеиду как дионисийскую ипостась Персефоны; ниже мы поговорим об этом подробнее. Эта последовательность невест, как и в гётевском "Вильгельме Мейстере", наиболее отчетливо отображает развитие героя. Божественным праобразом Ахиллеса является Дионис, это подтверждает Плутарх, ссылаясь на Александра Великого: "Александр переправился через Геллеспонт. Прибыв к Илиону [Трое. — Д.Л.], Александр принес жертвы Афине и совершил возлияния героям. У надгробия Ахилла он, согласно обычаю, умастил тело и нагой состязался с друзьями в беге вокруг памятника; затем, возложив венок, он сказал, что считает Ахилла счастливцем, потому что при жизни он имел преданного друга [Патрокла. — Д.Л.], после смерти — великого глашатая своей славы [Гомера. — Д.Л.]"^{42}. Македонец смотрел тогда на себя как на второго Ахиллеса, позднее же — как на второго Диониса. Из Индии он вернулся в Вавилон, украшенный всеми дионисийскими культовыми атрибутами. Гомер дважды проясняет дионисийский характер Ахиллеса — сперва он именует мать героя, Фетиду, океанической пестуньей юного Диониса (согласно культу, в январе и феврале), а затем посылает этому богу "золотую урну" Ахиллеса (Од. 24,74 ел.).