— Спасибо! — мамочка бросилась меня обнимать, — А где ты платье-то так извозила? В чем завтра пойдешь? Ох, как была девка бедовой, такой и осталась.
— А проверка на девство — кристалл над аркой для новобрачных? Мне что-то тут вспомнилось. Может выйти довольно неловко, дядя расстроится.
— Он потеряется завтра утром, этот кристалл, обещаю. Скажем, что сорока утащила.
— Хорошо.
Глава 23
Шерли
Распахнула глаза навстречу раннему солнцу. Мамочка уже вскочила и совсем по-девчоночьи протирает кулаками глаза. Деревянный дощатый пол после ночи холодный, а сквозь щелочку в раме окна чудится, что в дом проползает туман.
— У тебя глаза еще совсем не открылись.
— Угу, — сидя кутаюсь в одеяло и отчаянно пытаюсь не откинуться на кровать обратно.
— Не отступишься, помнишь, о чем мы вчера говорили?
— Не отступлюсь, не бойся. Я все понимаю, сама имею свои тени в прошлом.
— Надеюсь, хоть небольшие.
— Как у всех.
— Поклянись, что не откажешься, просто я очень боюсь за свое счастье. Мы с твоим дядькой так долго ждали, пока ты выйдешь замуж, не заводили малыша, стереглись. А оно вон как вышло, сам завелся и нас не спросил. Хорошо, если мальчик. Ты точно увидела?
— Точно. Аура мужская и полноценная, но магом он, конечно, не будет. Просто хороший здоровый малыш.
— То, что я и хотела. Самый лучший малыш у меня будет. Долгожданный. Я ведь твоего дядьку с самого детства любила. Он меня и старше всего-то ничего, на два года, ну ты и так все это знаешь. Так что, поклянешься?
— Булавку дай какую-нибудь, поклянусь, — я зевнула спросонья, — мне за ритуальным кинжалом надо в куртку лезть, а я глаза открыть не могу.
— Это обязательно?
— Клянутся всегда кровью, — мама подала свою брошь, красивую, в форме цветка папоротника с мелкими жемчужинами вдоль края листа. Легонько я кольнула подушечку пальца. Надеюсь, об этой клятве мне не придется жалеть.
— Клянусь сочетаться сегодня с… с кем-нибудь браком до того, как солнце сядет за горизонт.
Кровь вспыхнула и поднялась столбиком дыма. Мама ахнула.
— Все?
— Да. Иди, отковыривай тот злосчастный кристалл. А я немножечко поваляюсь, — мама подошла, обняла за плечи, притянула лицом к своему еще мягкому плоскому животу, поцеловала в макушку, заправила выбившуюся прядку за ухо.
— Не переживай, я все сделаю как надо. Ты же догадываешься, что это не первая моя шалость?
— Мама?
— В нашей семье у всех женщин скверный характер, как у тебя. И у меня такой был в юности. Когда меня посватали за твоего отца, я сбежала из дому, хотела всем отомстить любой ценой. Ох и зла я была! Что угодно готова была сотворить, чтобы только никогда не дать провести над собой обряд. Бежала, куда ноги ведут.
— Мама?
— Долго бежала. Хотела и себя убить, и жениха, много чего хотела, благо ножа не взяла. А мимо проезжал маг, сильный маг. Что ему разбитная деревенская девка, сбросившая с себя платок к его дорогим сапогам. Я ему такой тогда показалась, глаза полыхают, коса расплелась. Матери я все сказала сама поутру, как вернулась. Ночь. Сладкая то была ночь, отравленная ядом молодой буйной крови, ни о чем я не пожалела ни разу. Кристалл тогда тоже сорока уволокла, бабушка твоя меня научила, да клятву с меня взяла. Жених так ни о чем никогда и не узнал, а через восемь с половиной месяцев родилась ты. Поняла?
— Мама? Ты же всегда была такой скромной.
— Молодость. Время творить великие безрассудства. Ни разу ни о чем не пожалела, веришь? Если бы не та ночь, такой дочки у меня никогда бы не было.
— Ты уверена? Бывает же, что и в простых семьях рождаются маги!
— У тебя глаза цвета той самой хмельной ночи, с россыпью вокруг зрачка золотых искр от маленького костерка в дымном осеннем поле.
— Как его звали?
— Мэш. А имени рода он мне не назвал. Поваляйся, — мама легко улыбнулась, — я блинов напеку, да сбегаю к старосте. Благословите, великие боги, сорок.