Далее просвещённые бутоны меня поражают больше обычного: известно им из эмпирических наблюдений, как для всякого живого естества существуют пределы гармонии, порядка, в которых это самое естество и может существовать. Камни и минералы (и многие другие магические субстанции), понимаемые как субстанции по причине того, что не могут дать из себя больше чем они есть, сами из себя есть гармонирующие, законные и необходимые, даже можно сказать составляющие само естество планеты, позволяют понимать и саму планету как гармонию, узаконенную и упорядоченную, и потому писание на камнях, рудах, металлах, минералах настолько законно, что писание можно производить как искусной «реформацией» субстанции (начиная от грубого повреждения поверхности формируя из таких травм письменность и оканчивая искусным скульпторством, претворяя письмо), так и «наделением» субстанции тем, чем из себя она не являлась изначально, то есть привнесением в неё извне хотя бы инаковых цветов. Другое дело обстоит с теми, кто имеют в себе соки, а именно все организмы, будь то малые организмы, насекомые, грибы, растения, животные, люди, или планеты. Здесь учение уже делит материалы на те, что даны жизнью и свидетельствуют о её деятельности и те, что даны самой жизненной необходимостью в том, чтобы созерцать что-то выше самой жизни. Такие материалы не сброшенная кожа, но кожа, что целенаправленно снята с туши, не камни, но ткани, не береста, но папирус. Всё не отмершее, выделенное и отторгнутое, но оставшееся от мёртвого уже только незаконно может признаться живым, а потому оставшееся от мёртвого не является ни силой, ни субстанцией, ни принадлежит потому к жизни. Лишённое соков и самодвижущей силы, её гармоничное естество само из себя лишь может только принять всякий сок, всякие чернила и краски, всё то, без чего она и не мыслится тем более, когда ещё обладала гармонией, в то время, когда обладающей гармонией естество обходится само по себе, само собой. Потому наделение всякой не «остаточной от живой», но именно что неживой материи соком, самодвижением, силой или смыслом, столь же гармонично и законно, сколь законно воздействие на живое посредством деструктивного, через остаточную-ли субстанцию или прямо повреждая во имя и ради чего-то то живое, при этом его не убивая. Эту гармонию подтверждает тот факт, что всякая ткань впитывая краску или получив какой-то цвет становится сама собой только с этой краской и с этим цветом, без него же такая ткань становится другой тканью.
Здесь видно, как материя мёртвого служит субъекции, и как субъекция служит живой материи, и как поэтому нанесение чего-либо на материю некогда-живого естества законно, гармонично порождает нечто такое, лежащее уже выше жизни, но что можно направить на саму жизнь. Нанесённое на свитке папируса не воздействует не на сам папирус (так как он уже мёртв) и не на душу планеты и космос (ибо папирус отделен от планеты). И если можно написать на живом папирусе хотя бы один символ нацарапав что-либо поверх него, и если сделать из самого живого папируса символ надломив его, то эти же действия к мёртвой ткани ничего более чем преумножение его деструктивной сущности ему же не принесёт до его полного нисхождения в ничто. Узримо здесь, как «загробие» оставляет подлинный, чистый материал для практики письма, и само письмо гармонично и необходимо для такого материала, и само оно из себя становится сущностью не живой и не мёртвой. Если вспомнить за какой чистейший, духовный опыт ответственно учение о слепковой письменности, нанесение её символов на ткань, то есть совмещая тем самым в себе и
Эльфы.