Сам Лемех тоже остановился, опустив топор. Ариша шёл на него, растопырив руки, словно слепой. Можно сшибить с ног, можно оглушить древком, можно… многое мог бы придумать бывалый наёмник, однако Лемех стал внезапно пятиться обратно к крыльцу. Повинуясь слову хозяина, отступала и Найда, ворча, уводила с собой всю свору.
Эльфийка насмешливо молчала. Именно насмешливо, Лемех готов был поклясться, что сейчас эта стерва ехидно улыбается про себя.
Поднявшийся с земли Гриня справился наконец с засовом. Ариша остановился, не говоря ни слова, повернулся. Братья подняли носилки и зашагали к воротам.
«Хозяин!» – взвыла в отчаянии Найда.
«Пусть идут», – ответил Лемех. Стали в его голосе хватило бы на целую роту.
Братья скрылись в ночной тьме, точно канув в непроглядную воду.
«За ними! – коротко скомандовал собаке Лемех. – Да чтобы и эльф не заметил!»
Найда ринулась в ворота – даже хозяин не смог разглядеть её броска.
А сам Лемех медленно потащился обратно в дом – думать, что скажет на рассвете проснувшейся жене.
Найда вернулась к вечеру. Жена Лемеха всё ещё рыдала в спальне, а сам хозяин встретил собаку у ворот. Встретил спокойный, в походной кожаной куртке, с мешком за плечами, в высоких сапогах, которые надевал, отправляясь бить уток на дальние болота.
Всё осталось позади. И душераздирающие крики жены «на кого ж ты нас оставляешь!», и слёзы прочих домашних, по очереди падавших хозяину в ноги и умолявших его отказаться от гибельной затеи. Лемех ничего и никому так и не ответил. Зато сейчас он стоял, собравшись вроде б и не на охоту, но и не на войну – доспехи, шлем так и остались в кладовке. Из оружия Лемех взял с собой всё ту же секиру да длинный охотничий лук. За спиной, однако же, приторочен был здоровенный, обитый медью боевой арбалет, самострел, прошедший с Лемехом в своё время всю долгую кампанию «Весельчаков Арпаго» в Кинте Ближнем, на границе Змеиных Лесов.
Оружие не на зверя, на человека. Ну, или на эльфа.
И не хотел воевать, а вот ведь, пришлось. И где! Думал, убегу, думал, тишину обрету после стольких лет службы… Какое там. Давай, давай, Лемех, шевели ногами, толкай землю от себя, так, что всё выше и выше поднимается стена эльфийского леса, выше и ближе…
И всё ближе твоя последняя война, Лемех.
Привели коней. Не одного, не пару – троих. Лучше всего, конечно, с шестёркой отправиться – каждому из сыновей и ему самому по заводному, – но такого богатства у хозяина хутора не сыскалось.
Путь его лежал на северозапад, заходящее солнце светило прямо в глаза, и бывалый наёмник неосознанно выбирал укромные, потайные тропы, пробираясь заросшими ложбинами и оврагами, не торопясь и щадя силы коней. Без Найды, конечно, он бы мгновенно заплутал в изрезанном балками густом низколесье, что лежало за пределами круга возделанных его руками полей, – ночь выдалась безлунная и беззвёздная, закатный пламень догорал, ночь наваливалась всей тяжкой, неподъёмной тушей, норовя задавить, задушить, словно подушкой.
Заимка Лемеха стояла на самом краю человеческих владений, до Зачарованного Леса рукой подать, однако он выбрал далёкий, кружной путь. Хорошо поспешает тот, кто поспешает с умом, и не всегда прямоезжая дорожка оказывается кратчайшей. Здесь, прямо против его полей, Лемеха и станут ждать.
Собака вела его уверенно, трусила чуть впереди, постоянно возвращалась, показывая дорогу. Заросли казались непроходимыми только на первый взгляд, на самом же деле хватало там и звериных троп, и просто проплешин, оставленных частыми по сухой поре лесными пожарами, после которых кусты и мелкие деревца не успели ещё заполонить всё вокруг.
Ни Лемех, ни Найда не произнесли ни слова. Когда имеешь дело с эльфами Зачарованного Леса, то не знаешь, как далеко твоя речь разнесётся, даже если ты сам мнишь её неслышимой другими. Но след сыновей и Борозды шёл прямо, никуда не сворачивая – эльфы не таились, больше того, словно бравировали: мол, сделали, что похотели, а ты теперь как хочешь.
И вот от этого «как хочешь» топор сам просился в руку.
Однако «Весельчаки Арпаго» не держали глупцов. Вернее, глупцы там сами не задерживались – кто на тот свет, кто прочь, где полегче, а кто и попросту умнел. Поэтому браться за топор следовало лишь в самом крайнем случае, том самом, когда «подороже продать жизнь». Но до этого старый ротник дело доводить не собирался.
В совсем неразличимом мраке он остановился. Глухие заросли вокруг, голоса ночных обитателей, тревожное пофыркивание лошадей – гдето неподалёку бродили охотники, жадные до свежего мясца, а уж чьё оно – конское или, скажем, человечье, им неважно. Найда прикорнула у ног чутким сном сторожевого пса, что, даже задремав, продолжает охранять, слыша и чувствуя всё, что нужно. С Найдой рядом Лемеху не приходилось опасаться внезапных и нежданных гостей – если это звери; ну, а для эльфов у него заготовлен был совсем иной приём.