Эльфийская стража

– Люди, – простонал Полночь, закрывая лицо ладонью.

– Ладно, – потемнел хуторянин. – Будет представлятьсято, ровно мим кинтский. Веди уж, да и всё. Сам увижу. А то, знаешь ли, у меня уже в брюхе бурчит от голода, я не эльф, одним воздухом Зачарованного Леса сыт не буду.

– Уже скоро, – Полночь быстрым шагом шёл по узкой тропе.

Здесь не было порхающих бабочек, исчезли огоньки во мху, и сам мох исчез тоже, сменённый плотным слоем чёрных листьев с седыми прожилками. Тут и там замелькали шипы.

– Не похоже на эльфьи владения, – заметил Лемех.

– Не похоже, – кивнул Полночь. – Я же сказал – обитель Зла.

– Вы, эльфы, красно говорить большие мастера. «Обитель», «Зла»… Помнится, хаживали мы в Кинте по Змеиным лесам, вот там и впрямь, что называется, «обитель», потому что каждый обитатель тебя и впрямь сожрать норовит.

– Ни во что ты, Лемех, не веришь, кроме как в своими глазами увиденное, – покачал головой Полночь.

– Это почему ж? В Спасителя верую, ибо истина.

– Кто сказал?

– Как кто? Да ты же и сказал – что у вас в Зачарованном лесу Его живым помнят, как Он впервые к нам нисходил!

– Тебя не переспоришь, – махнул рукой эльф. – Идём, тут уже совсем близко…

– А почему стражу не держите? Раз уж тут у вас «обитель зла»?

– О эльфов голова на плечах имеется.

– И у детворы тоже?

Полночь отвернулся и ничего не ответил.

Тропа обогнула совершенно непроглядную, в рост человека, завесу из обильно усеянных шипами кустов – листья на них неприятно напоминали раззявленные зубастые пасти, – и лес внезапно кончился, как отрезало.

Лемеху открылась обширная котловина – не котловина, впадина – не впадина, а так, нечто вроде широкой круглой долины, словно в землю здесь с неведомой силой врезался исполинский валун, пущенный из исполинской же катапульты.

«Весельчакам Арпаго» случалось видывать всякие места. Приходилось хаживать там, где только что отбушевал магический огонь, приходилось оставлять за спиной обширные пепелища, дотла разорённые селения и целые городки, где по улицам было не пройти изза наваленных друг на друга мертвецов, от стариков до младенцев.

В общем, видал Лемех всякое, и куда страшнее чёрносерой котловины, где на первый взгляд не крылось ничего особенного – похоже на удар очень мощного огнешара, очень, очень мощного, но в конце концов маги Ордосской Академии свой хлеб ели не даром.

Нет, не от открывшегося вида волосы у него на затылке дружно встали дыбом. И не от пресловутых «эманаций великого зла», о которых продолжал вещать Полночь, – сам Лемех никаких «эманаций» не чувствовал, как и положено обычному, хоть и уважающему себя ветерану одной из Вольных рот.

Здесь только казалось, что черноту оставил огонь. Нет, тут ничего никогда не горело, тяжёлый воздух полнил запах гнили, запах прелого осеннего листа и преющего сена.

Тут и там поднимались густокоричневые, словно тёмный эль, скелеты деревьев. Лемеху показалось – они давно мертвы, прежде чем он заметил, что ветви их непрестанно движутся, пусть и небыстро, словно руки ребятишек, пытающихся поймать в ладошки мелких рыбёшек.

И – нет, это не деревья, пусть даже и мёртвые. Это лишь напоминало стволы, лишь имело обличья веток с сучьями.

Сбивало с толку и то, что гуще всего эти «деревья» торчали по краям котловины, как и положено, если в центр её пришёлся удар чудовищного огнешара. И рядом с ними, рядом с чёрными острыми копьями поднимались молодые деревья и деревца – не ольхи и не вязы, не сосны и не ели, не дубы и не грабы, не буки и не тополя, не берёзы и не осины. Даже в Зачарованном Лесу Лемех не встречал ничего подобного. Пожалуй, больше всего они напоминали именно молодые дубы раскидистой кроной и резными листьями. Но часть их ветвей, словно пики, целились в торчащие рядом чёрные скелеты, иные сучья и вовсе пронзали их насквозь, прорастая навылет. Торчащие «острия», однако, были уже мертвы, безжизненны, безлистны. Кора отвалилась и свисала бесформенными лохмотьями, мелкие веточки все иссохли.

Со стороны это донельзя напоминало поле боя, где навечно остались сразившие друг друга бойцы.

Чёрная поверхность котловины жила, дышала, мерно вздымаясь и опускаясь, словно грудь великана. По ней то и дело пробегали короткие судороги, вздувались и лопались пузыри, из которых выбиралось на волю нечто кровавоалое, мокрое, остро пахнущее скотным двором, причём давнымдавно не чищенным. Коегде бродили, бестолково тычась мордами, словно слепые, твари побольше, в которых Лемех, присмотревшись, к полному своему изумлению узнал печально знаменитых Гончих Крови.

Найда зарычала.

– Что это такое, Полночь? – обернулся Лемех к эльфу, не давая подняться гневу; почему этот гордец его не предупредил? – Откуда здесь эта пакость? Гончие? Мыто всегда думали, что они…

– Что приходят из земель незнаемых? – сердито перебил Полночь, хотя сердился он, похоже, больше на себя самого. – Нет, друг мой Лемех, прямиком отсюда.

– Так, значит, вы их от себя к нам гоните?! – Лемех набычился, стискивая топорище. – Что б они, значит, нас бы жрали? Не вас, драгоценнейших?