Эльфийская стража

— Батя? Батяня? Про кого это ты?

Лемех только досадливо отмахнулся.

«Слово против слова, именно так; потому что ты просто выбираешь, чему лучше поверить. Ни Борозда, ни я тебя ни в чём не убедят. Потому что это будут просто слова или видения, что у магов — те же слова».

— Кто ты?

«Ты назвал меня Птицей. Пусть будет так».

— Ответь!

«Я пришла сюда давным-давно, на самой заре этого мира. Тот, кто меня породил и послал, ведом населяющим этот мир существам, которых ты зовёшь половинчиками. Вспомни, ты ведь у них бывал».

— Откуда ты знаешь, где я бывал?

Глухой смешок.

«Лемех, Борозда открыла мне дорогу к тебе, твоя память для меня — открытая книга. Я знаю всё, где ты был, я видела всё, что ты видел и что сам давно уже забыл. Но вспомни, вспомни половинчиков, вспомни их камни, украшенные странными для тебя изображениями, вспомни глаз с четырьмя зрачками…»

В горле хуторянина пересохло. Он говорил сейчас с пленённой Птицей, страшной Птицей, существом иного мира, исполненным неописуемой мощи, неведомым путём пленённой и заточённой здесь и мечтающей лишь об одном — свободе. Как ей можно верить? Что для неё слово, данное человеку?

«Ты прав. Ничто. Я видела рождение и смерть миров, я знаю тысячи тысяч наречий. Не я, но создавший меня прозревает самый первый миг, когда сущее явилось и воплотилось. Множество поколений родилось и ушло, а я ждала своего часа под Зачарованным Лесом. Ничего не жажду я больше, чем свободы, но я могу ждать ещё и ещё. А вот ты ждать не можешь».

— Это я уже слышал, скажи, чтобы я поверил!

«Невозможно. Тебя не убедит ничто. Только твоя вера, только твоя собственная вера. Поспеши, хуторянин Лемех. Эльфы уже сообразили, что к чему».

Мертвенно-бледное лицо Борозды. Эльфийка по-прежнему без чувств. Под копыта ложится тропа, освещённая чародейскими светильнями пущи Перворождённых. Сколько ещё до края, сколько до родных мест? Да и то сказать, найдёт ли он там покой? Или придётся бросить всё нажитое, сжечь дом, чтобы не достался супостатам, и на старости лет подаваться куда подальше? Эльфы ведь никогда не смирятся с таким унижением, нечего себя обманывать.

Но что, если Борозда права? Кто-то ведь потратил огромные силы, чтобы заточить Птицу, чтобы вырастить Зачарованный Лес, чтобы привести в него самих Перворождённых. И всё это просто так? Забавы ради?

— Кто заточил тебя? За что? Как тебя победили, такую могущественную?

«Ты уверен, что поймёшь? Я стану называть имена и прозвания, что не скажут тебе ничего».

— За дело? Иль по произволу? Заточили за что? — повторил Лемех.

«Те, кто властвовал в этом мире задолго до прихода Спасителя, испугались меня и того, кто меня послал. Испугались настолько, что забыли распри, объединились и смогли загнать меня под землю. Я не хотела сражаться. Вырваться я бы смогла, лишь и в самом деле уничтожив весь мир, а этого я не желала. Пришлось ждать. Заточившие меня не могли нести вечной стражи, они слишком непостоянны, слишком капризны и потому позвали сюда эльфов, совсем юную в ту пору расу. Они гордо именуют себя Перворождёнными, но люди пришли в сущее раньше их. Просто родина эльфов была там, где не случилось ни людей, ни гномов. Отсюда и прозвание…

Вот так и возник Зачарованный Лес, Лемех».

— То есть ты ни в чём не повинна? Тебя загнали в вечную тьму от простого испуга?

«Я не повинна, но я и впрямь могу уничтожить Эвиал. Это правда».

— Но ты этого не сделала?

«Не сделала. Потому что моя темница — единственное место, что не поддастся моим молниям. Ты видишь, я говорю тебе, как есть».

Лемех не знал, о чём спрашивать дальше. Великие силы, загадочные пленители, тот неведомый, что послал её… Он, простой наёмник, в этом точно не разберётся. Всё правильно — слово Борозды против слова Тёмной Птицы. Одна говорит, что, вырвавшись на волю, пленница сожжёт своим пламенем весь мир. Другая — что навсегда покинет Эвиал, отправившись куда-то по своим неведомым делам по другую сторону небесного свода.

Кому верить? Никому?

Но эльфы — это всё-таки дело привычное, с ними и дрались, и мирились, и большой войны меж поселенцами и Зачарованным Лесом так никогда и не случалось. Так что, глядишь, и удастся от них удрать… куда подальше. Может, и в тот же Княжгород, хотя рука у князя ох тяжёленька.

Только бы удалось выбраться отсюда, из этой проклятой пущи!..

«Решил, что своя рубашка ближе к телу? — Тёмная Птица звучала в его сознании ровно, без чувств. Былое ощущение её презрения и ненависти куда-то ушло, растаяло без следа. — Решил, что просто убежишь? Что на твой век хватит? Что земли много, бывалому мужику с руками и головой, с семьёй и работниками всегда найдётся место, что устроитесь не хуже, чем здесь? Сказала бы, что нет, не устроитесь, но не поверишь. А потому — эльфы тебя настигнут, и очень скоро. И стрелы Месяца уже не полетят мимо».

— Если ты такая могущественная, почему ж не прикажешь им перебить друг друга?