Эльфийские камни Шаннары

Долинец отшатнулся. Он попробовал снова, на этот раз вызвав иллюзию огня, — шипение его песни растеклось языками пламени по переплету древней книги. Словно раненый зверь, закричала Брин и еще крепче прижала книгу к себе, как будто хотела собственным телом потушить огонь, испепеляющий Идальч. Она повернула голову, и глаза ее сверкнули во тьме. Теперь Брин искала взглядом его, Джайра. Юноша похолодел: сейчас она увидит его, призовет свою новую силу и уничтожит. На этот раз — уже уничтожит.

Долинец снова изменил мелодию. Теперь густой дым заклубился по залу, но Джайр понимал: эта иллюзия обманет сестру лишь на пару мгновений. Он осторожно скользил вдоль стены круглого зала, пытаясь подступить к сестре с другой стороны. Джайр снова пел, вызывая у Брин ощущение тьмы — абсолютной, непроницаемой. Он должен действовать быстрее, чем она. Должен выбить ее из равновесия.

Словно призрак, метался долинец во мраке башни, пытаясь добраться до Брин с помощью всего, что он только знал: жара и холода, тьмы и света, боли и гнева. Дважды хлестала она вслепую своим заклятием — ожесточенными порывами силы, которые оглушали Джайра, сбивая с ног, но пока не причиняя вреда. Казалось, Брин была в смятении. Почему-то она колебалась, как будто никак не могла решить, стоит ли применить всю свою новую силу в полной мере. Но все-таки, несмотря ни на что, она прижимала к себе Идальч, что-то беззвучно шепча ей, с таким отчаянием цепляясь за древний том, словно бы в нем и только в нем был источник ее собственной жизни. Как Джайр ни старался, что бы ни делал, но заставить сестру бросить книгу он не мог.

Юноша начал уставать. И неудивительно: ведь сначала ему пришлось с боем прорываться к Колодцу небес — и он был ранен, — а потом петь, ни на миг не умолкая. Напряжение сказывалось: силы быстро покидали его. К тому же у Джайра не было такого могучего союзника, как у Брин, — силы черной магии Идальч. У Джайра была лишь его решимость. И он боялся, что одного этого недостаточно. Но пока он еще держался: скользил в полумраке, скрываясь в тенях, пробуя все известные ему уловки, чтобы пробить оборону сестры. Дыхание его было прерывистым и хриплым: силы были уже на исходе.

Джайр не знал, что делать. В полном отчаянии создал он образ Алланона, как тогда, в Кулхейвене, перед Советом карликов-старейшин. Из мглистой дымки и черных теней сплел он фигуру друида — суровую, властную. Одна рука протянута вперед в повелительном жесте. «Отпусти книгу, Брин Омсфорд! — прозвучал убеждающий голос. — Брось ее!»

Девушка слегка отступила, прислонившись спиной к алтарю, по лицу промелькнула тень узнавания. Губы ее задрожали, что-то горячо шепча Идальч, словно Брин предостерегала о чем-то. А потом выражение узнавания исчезло. Девушка высоко подняла книгу над головой, и песнь ее зазвенела воплем неукротимого гнева. Образ Алланона рассеялся.

Джайр отпрянул, отгородившись чарами, делающими его невидимым. Он начинал отчаиваться. Неужели Брин теперь ничем не поможешь? Неужели ничто не вернет ее? Что ему делать? Юноша лихорадочно соображал, пытаясь вспомнить слово в слово то, что сказал ему старик: «Брось кристалл видения следом, и тебе будет дан ответ». Но какой ответ? Что он видел? Он испробовал уже все, что можно. Исчерпал все известные иллюзии — и ничто не помогло. Что же теперь остается?

Он вдруг словно запнулся о слово. Иллюзии! Не иллюзия — но реальность!

Теперь Джайр знал ответ.

Это было ужасно: призраки-морды атаковали — красный огонь взорвался вокруг Рона, отлетев от черного клинка меча Лиха. Странники замерли на мгновение на каменных ступенях — сплошная линия черных фигур на изгибах Круха. Утесы и крепость вверху, окутанные туманом и дымом, выступали на сером фоне бледнеющего вечернего неба размытыми пятнами тени. И пятнами тени казались морды. С полдюжины черных рук поднялось, как по команде, и алое пламя метнулось к горцу, отбросив его назад силой удара. Кимбер припала к камням, закрывая лицо от жара и разлетевшихся обломков. Шепоточек, съежившийся у лестницы, пронзительно зашипел в дикой ненависти и вдруг сделал выпад в сторону черных фигур, спустившихся уже почти к самому выступу.

— Коглин! — в отчаянии проревел Рон, пытаясь разглядеть старика сквозь стену огня и дыма.

Морды медленно приближались. Их было слишком много; сила их темной магии — слишком велика. Одному Рону не выстоять против них.

— Коглин! Черт тебя побери!

Прямо перед горцем из мрака возникла фигура в черном плаще, струи огня били из обеих рук. Рон взмахнул мечом, клинок вонзился в пламя и отразил его. Но странник был совсем рядом, его голос разнесся зловещим скрежетом, перекрывая грохот взрыва. Казалось бы, все потеряно. Но тут Шепоточек стремительно вырвался из своего укрытия, набросился на темную тварь и отшвырнул ее от горца. И кот, и морд кувырком полетели в фонтан огня и дыма и пропали из виду.

— Коглин! — в последний раз прокричал горец.

Внезапно старик появился рядом, выступил, пошатнувшись, из клубов дыма, — его всклокоченные седые космы разметались во все стороны.