— Вообще, конечно, можем и не потянуть, — призналась Анна. — С ходу-то… но если будет договор, то возьмём кредиты…
— Договоримся.
Выдохнуть.
И… и если всё так, то… с долгами есть шанс рассчитаться. Не сразу, конечно, но проценты закроются… и часть основного долга потихоньку гасить. За года три-четыре при хорошем раскладе вовсе избавиться можно. Или хотя бы дотянуть до окончания контракта на сыры.
— Завтра, — сказала Маруся решительно. — Завтра поедем и посмотрим…
Должно же им повезти?
Хоть когда-то?
Хоть в чём-то. Только Ваньку надо будет взять, пусть поинтересуется, насколько конопля не против будет сырьё поставлять…
Она огляделась.
И не обнаружила Ивана. Хотела обеспокоиться, но тут гитара заиграла что-то развесёлое, а её поддержал баян. В руку Марусе сунули стакан и голос Сабурова прогудел:
— Медовуха! Батя разрешил… для девиц.
И Анне выдали, велев:
— Пей…
А она отказываться не стала. И Маруся тоже. И вправду, смысл тосковать, когда смысла никакого нет. На последней тарелке, которую она в руках держала, сам собой появился шашлык.
И хлеб.
Пучок зелени, который Анна задумчиво жевала.
— Весело тут у вас, — сказала она.
Медовуха была лёгкой и сладкой, и почему-то вдруг в душе тоже стало легко, появилась непонятная уверенность, что всё-то наладится.
Обязательно…
— Ты себе не представляешь, насколько… — Маруся взяла веточку петрушки.
А гитара зазвенела по-новому, оказавшись в руках Невиды, впервые за долгое время вышедшей из тени. Волосы водянички отливали прозеленью, а с прядок капала вода, и значит, лето ей отведено последнее. Невида подняла голову и, поймав Марусин взгляд, улыбнулась. А пальцы побежали по струнам. И разве может гитара вот так, звенеть, что молодой ручеёк.
— Хоровод! — хлопнула в ладоши Рада и крутанулась. — Хоровод, хоровод…
— Что… — Анна только и успела поставить тарелку на стол, как её захватили, закружили, утянули. И Марусю тоже. Загудела, отзываясь, земля. И сила её пробудившаяся напоила травы.
Будут зеленеть.
Будут тянуться к солнцу.
Земля, она такая, возьмёт и смех, и слёзы. И надежды, чаяния, страхи. Всё-то, только танцуй, спеши, ступая шаг в шаг, не разрывая сплетённых пальцев.
И не думай…
Разве что взглядом можно найти того, кто тоже ищет тебя, перебирая в хороводе девиц, словно бусины в ожерелье. Пусть кажутся одинаковыми, но нужна одна-единственная, особая. И по лицам видно, что среди этих, чужих да незнакомых, есть те, кого водянички зацепили.
А стало быть, может, и сладится…
И за них радостно.
А за себя… взгляд поймал взгляд. Маруся даже споткнулась бы… удержали. Сохранили. И только в ушах зазвенел смех.
Они тоже видят.
Понимают…
Нет, рано думать, рано надеяться… или поздно? И когда, чтобы вовремя? Или она опять слишком много всего в голову набрала. Надо быть проще, легче… и танцевать.
Просто танцевать.
Глава 37
О героях древности и современности
Ведагор уже ждал.
Сел на пенёк, ноги вытянул, глаза прикрыл, будто спит. Впрочем, стоило ступить на поляну и глаза открылись.
— Давно сидишь? — поинтересовался Бер у братца, который поднялся и отвесил Таське церемонный поклон.
— Не особо. Задремал, кажется. Хорошо тут у вас, тихо…
— Ты один?
— Вадик с моими в поместье. Делает вид, что я отдыхать лёг.
Ведагор потянулся и шею потёр.
— Затекла что-то… ну, рассказывай, во что вляпался.
— Я не нарочно!
Выглядел брат несколько уставшим. Или это просто ночь и темно? Или… он ведь постоянно в делах, то одно, то другое. Род большой. И забот хватает. А он, как старший, большую часть на себя взвалил, матушке помогая.
Раньше Бер об этом как-то и не думал.
А теперь вдруг совестно стало.
— Нам идти надо, — сказала Таська. — Тут недалеко так-то, но земли уже не наши, а нам там не рады… да и внимания привлекать не хочется. С них станется разрыть.
— Что?
— Могилу, — пояснил Бер, пытаясь отделаться от мысли, что в роду-то все при делах. А он сам по себе. Младший. Слабый… или балованный скорее? — Помнишь легенду про Святогора Волотова?
Ведагор кивнул.
— Это не легенда. Его и вправду тут похоронили. Не только его, но его… идём, — Таська дернула за руку. — Курган небольшой, да и в лесу его отыскать непросто… может, по документам лес и Севрюгинский теперь, но он всё одно Алёнку слушает. А ещё матушка Алёнкина велела укрыть, лес и укрыл. Так что случайно не наткнутся, но…
Голос Таськин звонкий разносился по лесу.
— Погодите, — Ведагор вытащил фонарь. — А то ночью по буреломам…
— Лучше выключи, — Таська покачала головой. — Там техника ляжет. Силы много.
— Тогда так, — на ладони Ведагора появился светляк. — Сойдёт?
— Вполне.
И всё-таки курган был довольно далеко. Или, может, просто показалось? Всё же лес. И ночь. И ощущение такое, что они кругами ходят.
Или петлями.
Под ногами то ямина, то овражек, то кочка моховая. Над головой — ветки, которые того и гляди по лицу хлестанут. И где-то там, в этих ветвях, печально ухает сова.
Таськино платье светится золотом.