— Эй, — по плечу хлопнули и явно со всей силы, проверяя, устоит ли Иван. — Эльф? Натуральный?
— Наполовину, — Иван повернулся к тому, что за спиной стоял.
Парень.
Возраст… сложно понять. Но высокий. И плечи широкие. Морда лица наглая и веснушками осыпана густо. На Ивана парень глядел с интересом.
— Иван, — Иван протянул руку, решив, что стоит быть вежливым.
И руку сдавили.
И снова не отрывая любопытного взгляда от Иванова лица, попросит пощады или нет. Просить не стал. Волотову случалось шутить подобным образом, так что Иван привычный.
— А я Мишка… Найдёнов. Слушай, а ты натуральных эльфов видел?
— Видел…
— А правда, что говорят, будто они там все… ну… того…
— Чего?
Найдёнов приблизился и на ухо сказал:
— Голубые…
— А в морду? — мрачно поинтересовался Иван, которого этот разговор начал утомлять.
— А если я тебе?
— Эй, — Сабуров появился из ниоткуда, чтобы приобнять обоих и тут уже сдавил так, что крякнул и Мишка Найдёнов. — Вы чего? Драться? Девчата обидятся. Они вот готовили, собирали… а вы драться… лучше выпейте!
И банку показал, трёхлитровую, в которой плескалось что-то мутное и слабо светящееся.
— На Аленкиных травках! — похвастал Сабуров.
— Знаешь… я, пожалуй, воздержусь… — вспомнилось вдруг, как с этих травок Бера повело. Может, конечно, не точно именно от этих, а в принципе, но ведь повело же.
— Точно… — и Мишка добавил нехорошее слово.
За что и получил затрещину от Сабурова.
— Не ругайся, — сказал тот с упрёком. — И вообще, у нас тут мирно живут… так что, давайте, миритесь… и вот…
Откуда он взял два стакана, Иван так и не понял.
Главное, что один оказался в его руке. Второй — в Мишкиной. И оба чудесным образом наполнились тускло светящимся… чем-то.
— А оно вообще… — тут уж и Найдёнов начал испытывать некоторые сомнения. — Для пития пригодно?
— Обижаешь… давайте. На мировую… за мир во всем…
Найдёнов поглядел в глаза с насмешкой и руку поднял, типа, он сумеет, а у Ивана духу не хватит. И… и хватило.
Самогон.
Обжигающий.
Причём так, что Найдёнов пополам согнулся с раскрытым ртом, из которого выкатилось облако то ли дыма, то ли воздуха, но тоже переливающегося перламутром, чтобы смешаться с таким же, которое выдохнул сам Иван.
— Это… это…
— По второй, — Сабуров налил и себе. — За знакомство… чтоб вы знали, до чего я радый…
В голове зашумело.
И стало вдруг так хорошо, спокойно. А потому второй стакан Иван выпил уже с радостью… и не только он.
— … а то у нас тут тоска смертная. Даже морду набить некому… раньше хоть в Конюхи на дискотеку ездили, но теперь не рады…
— У вас своя дискотека! — радостно произнёс Мишка, почему-то обнимая Ивана. — И покруче… слушай, а давай…
…в ушах совсем зазвенело.
И кажется, это был не гитарный перебор, а что-то совсем-совсем иное. Главное, у третьего стакана… или рюмки? И можно ли рюмки считать стаканами?
Но привкус появился изумительный.
Круче, чем у текилы.
Иван об этом и сказал…
— Так… твоя ж конопля! — ответил Сабуров с гордостью. — Я у Алёнки одну баночку её настойки, которая укрепляющая, взял, в самогон батин долил. И конопли допихал. Утречком ещё. Жаль, что настояться толком не успела…
— К-конопли? — Мишка протянул стакан. — Тогда надо выпить… и какая на хрен текила! Аромат хлеба! Живой. И ещё вот один раз я ром пробовал, настоящий, яванский…
— И чего?
— Да херня полная! Вот самогон — это…
Подумалось, что пить самогон, смешанный с травами и настоенный на конопле, — так себе идея… с точки зрения здравого смысла.
Потом подумалось, что здравый смыл немного запоздал.
А так…
Конопля, она ж своя. От неё плохо не станет.
— Слушай… Вань… а вот скажи, на хрена эльфам такие патлы? Неудобно же ж… — Мишка провел рукой по своей бритой голове. — И не понятно, если со спины, как разобрать, баба или…
Аэна держала в руке флакон.
Темное стекло.
Или содержимое темное? А внутри словно искорки. И танец их завораживает.
Один.
Только один.
Обещали три. А дал один. Мало играла. Выступление должно было длиться час, а она уложилась в двадцать минут. Нарушение.
Договора.
Договор не подписан. На словах. Со словами ей сложно.
— Нань? — голос брата вывел из задумчивости. — Что случилось?
— Обманул, — Аэна развернула руку, показав флакон. — Один. Обещал три. Я мало играла. Ошиблась.
— Тихо, — брат обнял и флакон вытащил. — Это и так много… и мне не нравится…
Он сделал глубокий вдох, унимая кашель. Аэна слышала клёкот внутри, в груди, будто там, меж рёбер, заперли птицу.
— Мне не нравится, что ты делаешь.
— Я играю.
— Для человека, который тебе отвратителен.
— Нет. Не отвращение. Пугает.
— Пойдём в сад? — брат протянул руку и предложил. — А давай… давай как в детстве? Сбежим?
— Куда?
Аэна осторожно коснулась восковых его пальцев, пока ещё теплых.
— Какая разница? Разве в детстве об этом задумываешься?
В детстве — нет.
Но они взрослые.
— Идем, — она взяла его за руку. — Я поговорю с ним.
От одной мысли об этом замутило.
— Он обещал. Я предупреждала. Я играю, пока есть сила. Там много эмоций. Хорошо… но и долго так сложно продержаться.
Аэна пыталась это объяснить, но её не поняли.