Раньше со всеми разговаривал брат. С учителями в школе, которые не желали понимать, что Аэне тяжело находиться среди людей. Слишком много эмоций они испытывают. Разных. Раздирающих.
С наставником, не желавшим возиться с мелкой девчонкой.
С целителями, что настаивали на лекарствах, будто её дар — это болезнь.
Потом, позже, он разговаривал с продюсерами. И заказчиками, когда она ещё брала заказы. Редко… он понимал, что часто Аэна не может. А она старалась.
Искренне.
Она вовсе не глупа, что бы там ни говорили. Просто… ей с людьми сложно.
Очень.
И теперь, когда Эо заболел, Аэна вынуждена наново учиться говорить.
— Идём, — она потянула брата за собой. — Мы здесь не пленники.
— Пока…
Он хмурился.
— Тебе нужно лекарство, — Аэна не хотела начинать спор. Она не умела спорить. Да и всё, что должно было быть сказано, уже сказано.
Были бы иные способы…
Сейчас она может позволить себе хороших целителей. Любых. Вот только болезнь Эо из тех, что не поддаются излечению.
Так ей сказали.
А потом появился человек с тёмным флаконом и предложением. Три дня… и Эо поднялся с постели. Чудо? И если за него надо сыграть на скрипке, она сыграет.
Не имеет значения, где.
И перед кем.
Сыграет.
Дом был пуст. Странное место. Здесь и эха нет, а это ненормально. Эхо любит старые дома и большие пространства. Да и прочие звуки меняются, теряют себя. Кто другой не услышал бы.
Аэна слышала больше, чем хотелось бы.
В саду легче.
— Странно, — Эо огляделся. — Здесь… пусто.
— Да.
— Вчера были люди. Много.
Аэна пожала плечами: любой вечер требует подготовки, вот и готовились. А люди… люди да, приходили. Служба доставки. Флористы. Организаторы. Кейтеринг. Повара и прочее. Суета. От людей она и пряталась в том же саду, а потом в отведённых им с братом покоях.
— И в саду тоже. Охрана… куда подевалась?
— Разъехалась? — предположила Аэна.
Отсутствие людей её ничуть не смущало. Напротив, можно снять щиты и вдохнуть воздух.
— Сыграешь? — Эо протянул дудочку. — Как раньше?
Скрипка, она хороша для больших залов. Капризна. Самолюбива. Аэна её слышит. И умеет разговаривать. Договариваться.
Дудка… попроще.
Нет, это не значит, что на ней нельзя играть. Хотя наставник и говорил, что дудят лишь простолюдины, но и Аэна не из числа знатных.
Ей можно.
А эту Эо сам вырезал.
— Я такой не видела, — она погладила дерево.
— Делать было нечего, — он опустился на землю. — Аэна… тебе надо уехать.
И бросить его?
Шанс.
— Мне не нравится этот человек. И мне не нравится, что он подловил тебя. На меня. Я, конечно, хочу жить, но не такой ценой.
Аэна поднесла дудку к губам и дунула. Звук вышел нежным и неожиданно звонким. Значит, и дар к Эо вернулся, если дерево поёт. Это ведь не так просто.
— Сегодня он заставляет тебя играть перед этими людьми, выставляет, как ценный приз. А завтра что? Что он потребует?
Так ли важно?
Главное, что Эо будет жить… пузырька хватит на месяц или два. А там… там Аэна найдёт способ получить ещё один. И вообще, сейчас ей не хотелось думать о проблемах.
И о делах.
Она хотела играть. И играла. На дудочке, вырезанной из куска дерева, обласканной силой, и потому оживающей в руках. Дело не в умении, просто… просто ей повезло.
Она умеет давать силе голос.
Пусть звенит птичьей трелью о небесах и свободе. О полёте. О ночи. О том, что луна низко, а мечта вот рядом, руку протяни. Пусть плачет о травах и цветах, срок которых столь краток, и вот уже лепестки, тронутые тленом, ломаются под тяжестью росы и падают.
Падают.
Она просто играла.
О надежде.
И безнадёжности. Об одиночестве, которое наступит, когда Эо не станет… и о том, что Аэна не вынесет этого одиночества.
Ей всегда было проще играть, чем говорить.
И когда дыхание всё же оборвалось, как и мелодия — ни одна не может длиться вечно — Аэна закрыла глаза. Страшно. Как же страшно…
А когда открыла, то увидела перед собой…
Над собой.
Человека?
Нет?
Огромного, просто заслоняющего и небо, и дом, в который так не хотелось возвращаться. И главное, он стоял и смотрел на Аэну… странно так.
Никогда и никто на неё не смотрел вот… вот… по-разному. Жадно. И с восторгом. С восхищением. С удивлением. С завистью вот часто. С желанием обладать, за которого готовы платить, полагая, что обо всём можно договориться.
Но как на… чудо?
И надо бы испугаться, а она не пугается. Она тоже стоит и смотрит. И слышит, что человек — не совсем и человек, что в нём тоже звучит музыка. И тянет прислушаться, а лучше прикоснуться, вдруг да слышно станет яснее? И главное, ничуть не страшно.
Более того, Аэна знает, что он, этот совершенно незнакомый нечеловек, точно её не обидит.
— Доброго вечера, — Эо сидел, скрестив ноги. — Вы из гостей?
— Разве что незваных…
Аэна убрала дудочку.
— Играете хорошо. Грустно только. Помощь нужна?
Аэна собиралась ответить, но брат перебил.
— Нужна, — сказал он просто. — Я умираю. А она остаётся одна. Ей нельзя одной.
— Нет, — Аэна замотала головой. — Я…
— Эти, — Эо качнул головой в сторону дома. — Поманили её надеждой. Но уже обманули. Так что будут обманывать и дальше. Я в конечном итоге всё равно умру. Только как бы не позже её… мне не нравится это место. Нехорошее оно.