Эльфийский бык 2 (СИ)

Петрович. Тетушка Анна… Сабуровы, которые не бросят. Аленка… Иван и Бер. Сашка со всеми его странностями. И те, приехавшие пловцы… у них физии такие, что поневоле пыл охладят. А значит… значит, как-нибудь.

С божьею помощью ли.

С человеческой.

Справится.

И музыка, словно откликаясь на Марусины мысли, стала мягче. Она теперь лилась широкою рекой, успокаивая и убаюкивая, а потом в ней появились игривые ноты, будто… обещания?

Чего?

Нет уж. Не надо Марусе ничего обещать. Во всяком случае, пока она с проблемами не разберется. Хотя бы частично… и вообще обещаниям она не верит.

А вот Ивану…

Или нет?

Или…

Еще рано о чем-то говорить. Это просто стресс сказывается. И музыка. Вот Маруся прежде не знала, что настолько к музыке восприимчива.

А девочка, улыбнувшись ей, оборвала мелодию, поклонилась и ушла… и в сумраке зала еще несколько мгновений стояла тишина, в которой Марусе чудилась надежда — вдруг да вернется.

Доиграет.

Но вот кто-то вяло хлопнул.

И хлопок поддержали. Аплодисменты были громкими, но почему-то казались неуместными.

— Редкое мастерство, — шепотом сказал Иван. — И с толикой ментального воздействия.

— Что?! — почему-то стало обидно, будто её, Марусю, обманули. Снова.

— Не на тебя. Скорее уж девушка остро ощущала настроение, на него и реагировала. И поэтому музыка так воздействовала, — пояснил Иван. — Аэна редко выступает частным образом. Бабушка пыталась договориться как-то. Даже дядю подключила, хотя она к нему редко обращается.

— Почему?

— Чтобы не беспокоить. Он спасатель. Работа ответственная… а тут хотела… очень ей понравился концерт. Мне тоже… хотя был более классическим, массовым. Но договориться не вышло.

— А у Свириденко получилось…

— Именно. И это странно…

Аплодисменты стихли. И Таська, сидевшая рядом, тихо произнесла:

— А помнишь, мы в театр как-то поехать собирались…

— Помню, — отозвалась Маруся. — Правда, не помню, на какое представление…

Главное, что собирались.

Всерьез.

И тогда все-то казалось не таким безысходным, что ли. Была мама Вася и кое-какие деньги, не огромные, но на билеты в Императорский хватило бы, конечно, если не ложу арендовать. И еще осталось бы на наряды, потому что в Императорский театр в джинсах не пускают.

Они даже сайт листали.

Обсуждали.

А потом…

— Вот, — Таська поглядела на Свириденко. — Считай, и съездили… спасибо что ли сказать?

— А ты оперу любишь или балет? — поинтересовался Бер.

— Без понятия.

— Тогда… я посмотрю что-нибудь не нудное?

— Это приглашение?

— Вроде того…

— Только… — Таська улыбнулась. — Давай не на карете?

— А что? Плохая?

— Замечательная… но дня четыре дороги в ней я не выдержу. Это если мы в четыре вложимся… в одну сторону.

— Дорогие гости… — голос Свириденко развеял остатки очарования. Все же благодарить его Маруся не станет. — Я просто счастлив…

Что-то он дальше еще говорил, такое от, случаю подходящее. Слова влетали в одно ухо и вылетали в другое.

— А ты что любишь? — шепотом спросил Иван. — Оперу или балет?

— Пряники… — Маруся ляпнула и устыдилась. — Извини, я как-то… ни там, ни там не бывала. Дикая, считай. Неокультуренная.

— Повезло.

— Почему?

— Потому что меня бабушка старательно окультуривала. Ни одной премьеры не пропустили. Ну, пока не подрос и не научился избегать влияния культуры на слабый эльфийский разум.

— Ага. Сбегал он, — подсказал Бер. — Хотя понять можно… мы как-то пошли… на балет. В общем, все танцуют, но ничего не понятно.

— В опере то же самое, только все поют.

— И ничего не понятно? — Таська погладила косу, украшенную расшитыми лентами.

— Видишь, суть высокого искусства ты уловила… там, говорили, новая постановка это… как его… впечатляет и поражает своей смелостью.

— Это значит, что будет ещё менее понятно, чем обычно, — пояснил Иван. — А если пишут, что в духе лучших традиций или около того, то в целом угадать, кто хороший, а кто плохой — получится.

— Знаете… — Таська перевела взгляд с одного на другого. — А казались такими воспитанными… цивилизованными…

— Не верьте, девушка, — раздался гулкий голос. — Все это притворство. Большинство мужчин до конца дней своих остаются в глубине души дикими. Ведагор. Волотов.

И руку протянул, которую Таська пожала. И Маруся пожала. А Бер почему-то насупился и запыхтел возмущенно.

— Что ты тут делаешь? — поинтересовался он у Ведагора.

— Потом поговорим. Там, где тушенку оставлял… и я тебя не знаю. Ты не знаешь меня.

Бер нахмурился еще больше и кивнул.

— А вы, девушка, не замужем? — взгляд Ведагора… вот тяжелый, но не сказать, чтобы мертвый. Напротив такой… как у Сабурова.

Оценивающий. И лёгкая насмешка в нём тоже видится.

— Нет. А что?

— Да так… на перспективу…

И отошел прежде, чем к разговору присоединился Свириденко.

— Любопытные молодые люди… — донеслось до Маруси снисходительное. — И костюмы у них интересные. В духе эпохи…

— Молодежь, — отозвался Свириденко и человек, его не знающий, сказал бы, что произнес он это с легкой насмешкой и симпатией. — Им только дай повод общество эпатировать… порой совсем теряют границы…

— Это кто? — шёпотом спросила Таська.