Эльфийский бык (СИ)

— Да ладно, — Иван подцепил тонкую чешуйку кожи и потянул. Надо будет что-то придумать, поскольку с такой рожей, как у него ныне, в свете показываться определенно нельзя. — Это все так… стандартная жизненная фигня.

— Я тебе вечером зелье принесу, — сказала Маруся. — Аленка делает. Мигом все восстановится… ну с большего.

— Спасибо.

— А водянички… есть легенда, что когда-то давным-давно…

— Когда мир был молодым… — Иван не удержался и тут же испугался, что Маруся обидится, но она лишь хихикнула:

— Точно! И текли по нему молочные реки меж кисельных берегов…

— Это я тебе, как природник скажу, еще та катастрофа…

Смех у нее красивый.

— Никогда с этой точки зрения не думала…

— По сказкам это у нас Бер. Он на мне тренировался их рассказывать. У них же там, что ни проект, то или сказание, или былина, или творческая обработка сказаний с былинами вкупе. Но извини, что перебил… значит, давным-давно…

— Давным-давно пришла на земли эти беда страшная.

— Эй, а можно погромче! Я тоже хочу слышать… мне по местным легендам еще отчет писать!

— Можно! В общем… двинулось на земли эти войско вражье, а вел его хазарин, но не простой, а черной силы полный.

— Некромант? — уточнил Бер пытаясь ближе двинуться, но машину тряхнуло.

— Не совсем, — Таська дернула Бера за рукав. — Сядь уже, неугомонный… некроманты — это некроманты. В том смысле, что маги, что сила их естественна, только берут они её не от жизни, но от смерти. Понимаешь?

— Еще как, — Иван покосился на Бера.

— А этот… он захотел над смертью власть получить. И для этого сперва стал пить кровь живых людей, а потом и жизнь забирать, силу тянуть. И сам набираться. И чем больше брал, тем сильнее становился голод его.

— Погоди… у эльфов тоже есть сказание о…

— У многих есть, — подтвердил Бер серьезно. — Впрочем, как о разного рода катастрофах. Но с мифами такое часто, что сюжет кочует…

— Это не сюжет, — Таська вытащила из сумки пакет. — Семечек хочешь? Тыквенные… сама жарила.

— Таська!

— Чего?

— Не сори в машине.

— Я не сорю. Это все семки… а маг был. И многих он убил, а многих подчинил, превративши в чудищ лютых. И сотворил орду, а её повел на земли русские…

— Да просто к людям, — отозвалась Маруся. — Шел и на пути своем истреблял всех, кого встретить случалось.

— Легенда о Черной орде? Ну да! — Бер хлопнул ладонью по колену. — Я читал, что близ Рязани копали, там, где старый город был[1]… и нашли курган с алтарем. Даже пытаются доказать, что людей там в жертву приносили.

— Приносили, — Таська семечки щелкала пальцами и весьма ловко. — Всех… особенно тех, в ком сила была. Черная орда ловцов пускала, искали они одаренных везде, а находя, волокли к хану.

— Но сколько бы ни приводили людей, ему все мало было… — подхватила Маруся.

Дорога, до того ухабистая, неровная, вдруг вытянулась и обзавелась черным гладким асфальтом.

— Тогда-то и полетел клич по землям всем… и встали князья, и богатыри, и простые люди. А с ними и иные, кто богами был сотворен…

— Эльфы?

— И они. И подгорный народ, дети Волота-Огнеборца… — Таська глянула на Бера. А тот нахмурился, явно пытаясь вспомнить что-то этакое, но если молчал, то и не вспоминалось, выходит. — Встали на пути Черной орды заслоном. И случилась битва.

— И длилась она три дня и три ночи… — Бер все же категорически не умел молчать.

— Именно… многие пали. Небо сделалось черным-черно от воронья. А земля, напившись крови, выпустила огнецветы. И не осталось тех, кто способен на ногах стоять. Ослабли руки, да не разжались, мечи не выпустили… сраженный тьмой, упал твой предок, Святогор-Огнеборец. И не желая погибать от так, превращаться в чудище, ударил он себя мечом в грудь, выпустил кровь и напоил огнем жил своих землю. А пламя это выплеснулось да и пошло по орде, собирая последнюю жатву. Тогда-то и не стало орды.

— Святогор… ушел в поход далекий. И сгинул. В семье так говорят.

— Ушел. Тут… после… если хочешь, проведу тебя к его могиле.

— Спасибо, — с Бера мигом слетела обычная его шутливость. — И… если это будет можно, я бы хотел рассказать… в наших хрониках о тех временах мало что сохранилось. Ну и могила считается утраченной.

— Расскажи, — Настасья насыпала семечек. — Только там уже не наши земли… в общем, как обычно, полегли все, и остались лишь Черный хан да добрый молодец, вдовий сын, которого матушка в годы малые с собой в поле брала, росами умывала, землицей заговаривала. Он-то хана и пришиб.

— Как? — тут уж Иван не удержался.

— Тебе исторически достоверно? — усмехнулась Маруся. — Если по легенде, то ударом палицы, потому как хан был заговорен от стали и огня, и прочих неприятностей. А вот черепно-мозговой не предусмотрел…

Прозвучало как-то… совсем не по-легендарному.

— Главное, что умирая, гнев свой и черноту хан облек в проклятье. И исторг его с тем, чтобы поразила тьма все-то окрестные земли, раз уж ему не жить, то и свету белому не устоять. А молодец взял да проклятье на себя принял. Вобрал черноту…

Почему-то ничего говорить не хотелось.

Даже Беру.

Таська и та перестала семечки щелкать.