Донал протянул свою руку, соединяя пространство, разделяющее их — и силы полились в него от этого прикосновения, и боль затихла. Они ехали вдвоем — он и его господин — и все вокруг было в сером тумане. Потом он сидел где-то — казалось, на траве, и господин его сидел чуть выше, взирая на него, но облик его стал иным — морщины на лбу разгладились, и ореол волос сиял как солнце в этой мгле, глаза же принуждали к правде, когда он спрашивал его о том, о сем, и Донал отвечал ему как должно.
«Он как король, — с удивлением подумал Донал. — И если бы королем в стране был он, а не Лаоклан, ни одно из этих несчастий не случилось бы».
Он вспомнил и остальное — Ши и тьму — и рассказал об этом.
— Останься здесь, — сказал ему господин и, встав с места, направился в туман. Казалось, он что-то ищет, но туман был повсюду, скрывая все из виду.
— Господин, — воскликнул Донал, тоже вскакивая из страха, что его оставят одного. Он попытался идти следом, но силы оставили его, и мелкие кривые твари вынырнули из мглы, стараясь утащить его с собой.
Но тут он вновь ощутил щекой жесткую шерстку пони, и раны его тупо ныли, а когда он попытался выпрямиться, то увидел, что господин его едет рядом с ним.
— Ты упадешь, — тихо промолвил Киран. — Не пытайся сесть.
Но Донал не послушался и некоторое время ехал сидя, держась обеими руками за холку. И Барк подъехал к нему с другой стороны.
— Он вернулся, — промолвил Барк.
— Да, — откликнулся Киран, — Донал, не утомляйся. Мы едем к дому и мы глубоко в своих владениях. Отдыхай.
Вокруг скакали воины — войско куда как большее, чем провожало его в путь, но он не стал задумываться над этим. Он ощупал свои раны и нашел на их месте затянувшиеся шрамы, и раздробленные кости срослись, хоть и болели. Кровь остановилась еще тогда, когда Ши заключила его в объятия. И он вернулся живой и невредимый. Он многое узнал — усталость и жестокость. Он покидал этот мир и вернулся из Элда обратно настолько пропитанный им, что принес его отголоски с собой на дневной свет и теперь сам пугался их при пробуждении. Стоило ему закрыть глаза, и он вспоминал, как падал, разбиваясь о скалы и сучья, этот долгий-долгий полет и боль приземления, не телесную боль, а разрывающее на части скольжение между явью и сном.
«Арафель», — кто-то назвал ее имя. Он вспомнил кровоточащий свет и силу, горевшие, как свеча в урагане, которой суждено было погаснуть. «Арафель. Граги и всадник».
Ветер холодил его лицо там, где на щеках остались следы слез. Кто-то похлопал его по колену и закутал плащом, прикоснувшись к его плечу. И лицо возникло перед его глазами — волосы и борода, как полыхающее пламя.
— Барк, со мною все в порядке.
— Да, брат мой. Но позволь я тебя подсажу — старушка Звездочка снесет двоих.
— Бок мертв, — сказал Донал, — и Кайт, и Дули, и Бром — все мертвы; надеюсь, что они мертвы. Ибо в том замке — зло… — и снова ужас нахлынул на него. Он отогнал воспоминания, стараясь успокоиться и неотрывно глядя на уши пони и на всадников, скакавших перед ним. — Я позволил им разлучить нас. Зачем я это сделал?!
— Не вспоминай об этом, — ответил Киран, ехавший рядом с другой стороны. — Бок и сам был хитрым старым волком, как Кайт и Дули, а Бром и вовсе охранял границы; не мучайся из-за них. Они были не дети, чтоб ты должен был заботиться о них; и остаться жить после сражения, в котором пали твои друзья, не бесчестье, хоть, да помогут нам боги, чтобы такого не было. Они и сами пережили не одно сражение и многих друзей оставили на поле битвы при Дун-на-Хейвине, Кер Леле, Эшберне и Кер Велле.
— Чума на тех, кто бросил своих друзей.
— О да, но друг мой, это — жизнь и смерть, — и с этими словами на лице Кирана отразилась такая мука, что горе Донала показалось мелким и ничтожным. Они ехали втроем бок о бок — он, Барк и Киран; и временами мгла вновь застилала ему взор, и чужие руки поддерживали его тогда, укладывая на шею пони, и где бы он ни витал, он знал, что едет к дому.
Финела замедлила шаг, войдя под сень серебряных деревьев, и Граги соскользнул с ее спины, оставив Арафель, и пошел вперед перед кобылицей.
Здесь был дом и покой, но эльфийская кобылица ступала по листьям, по опавшим на траву листьям, где ни один лист никогда не падал под эльфийской луной. Хоть и едва заметно, разорение коснулось и этих мест.
Вот и река. Люди звали ее Керберном, так называлась она во владениях Смерти. Но здесь ее имя было Аргиад — Серебро, и воды ее были чисты и целебны. Финела перескочила через нее, а Граги переплыл ее как выдра и отряхнулся, выйдя на берег, глядя, как эльфийская кобылица продолжает свой путь с молчаливым клонящимся седоком. И Граги, задержавшись, набрал воды в свои огромные ладони и с неподдельной тревогой поспешил следом.
— Постой, Дина Ши, постой, о, выпей, доброй чистой воды, не выпьешь ли, Дина Ши?
Финела мягко остановилась. Арафель склонилась с ее спины к коричневым поднятым ладоням и попила, обняв белую шею кобылицы, и заглянула в земляную глубь глаз Граги.