Эльфийский Камень Сна

Тень ничего не ответила, и Арафель двинулась дальше сквозь мглу в свой яркий мир, в свой собственный. Призрачные олени с любопытством взирали на нее в эльфийском закате; она вернулась в рощу круга, и, касаясь камней, свисавших с дуба, стала внимать бесценным воспоминаниям, о которых они пели, когда ветер раскачивал их. Лишь один голос умолк в этом хоре, тот, что принадлежал Лиэслиа.

— Прости, — прошептала она ему, хоть он был далеко за морем и не мог услышать ее. — Прости, что это оказался ты.

Но странное зародившееся братство продолжало вибрировать в ней после стольких лет одиночества. Она шла, сливаясь с жутким звучанием песни, свойственной лишь ее камню сна, и все же до нее доносился шепот другого сердца — отмеченного человеком, но истинного, как сама земля. Что-то ее тревожило в нем, ибо он знал войну; он умел убивать, но и она умела в жестоком и холодном эль-фийском гневе. Человеческий гнев был иным — кровавым и слепым, как у волков. Ему были знакомы страсти, казавшиеся ей непонятными; ему были ведомы странный страх и сомнения. И все это присутствовало в нем, заглушая ясный голос Лиэслиа. Он боялся Лиэслиа; с человеческим упрямством он отрицал то, что видел собственными глазами в Элде.

Но в нем не было ненависти.

Она опустилась меж корней древа памяти, поплотнее завернулась в плащ и начала смотреть его сны.

VI. Кер Велл

Его ввели как пленника в освещенный факелами зал под звуки затихавшей битвы. Они обращались с ним грубо, но быстро сменили свои манеры, когда он показал им кольцо их господина на своей руке.

— Сядь, — тогда сказали ему и указали на скамью, а он был только рад, ибо смертельно устал.

Вошел еще кто-то — «старый волк», — подумал Киран, глядя на мрачное широкоскулое лицо, покрытое потом и разгоряченное жаром битвы. Он встал, как только тот вошел в сопровождении новых воинов.

— Скага? — отважился Киран, ибо тот был очень похож на своего сына, такой же большой и рыжеволосый. — Я пришел от короля и от твоего господина.

— Покажи мне это кольцо, — сказал Скага, и Киран протянул ему руку, которую старый воин грубо сжал, повернув кольцо к свету очага. Убедившись, он отпустил руку Кирана, не переставая хмуриться.

— У меня есть сообщение, — промолвил Киран, — для ушей твоей госпожи. — И добавил, догадываясь, как изголодался управляющий по надежде: — Добрые вести, — хоть и должен был дождаться более высокого лица.

— Тогда добро пожаловать, если это правда, — и Скага отвернулся к открытой двери, за которой звуки битвы значительно утихли, и снова взглянул на Кирана, осмотрев его с головы до ног. — Как ты сюда проник?

— Мое послание, — ответил тот, — для супруги господина Эвальда.

Скага продолжал хмуриться — такова была природа его лица или его сердца; и Киран подумал, что не хотел бы встретиться с ним на дороге. Но Эвальд доверял ему как управляющему, как защитнику замка от врагов, а стало быть, он был человеком верным и больших достоинств.

— Ни доспехов, ни оружия, — продолжал Скага. — Как ты оказался во дворе?

— Кольцо твоего господина, — упорствовал Киран. — Я буду говорить только с твоей госпожой, — он ощущал тяжесть камня, спрятанного за воротником, его присутствие и тепло, казавшееся сверхъестественным. Его близость к сердцу пугала Кирана, а Скага со спутниками подозрительно всматривались в его лицо.

— Ты увидишь ее, — промолвил Скага и махнул рукой в сторону лестницы. — Мальчик! — крикнул он. — Узнай, встала ли моя госпожа.

Парнишка бегом кинулся к ступеням. Киран вздрогнул от усталости и холода, ибо ветер задувал в открытую дверь. Он мечтал лишь о кружке эля и о том, чтобы лечь и отдохнуть.

Но ни о том, ни о другом пока не шло и речи, ибо Скага продолжал смотреть на него прищурившись и не оказывал ни признака гостеприимства, потом знаком велел телохранителям окружить Кирана и отвести его по лестнице в другой зал в толще Кер Велла, который хотя бы был теплее и где огонь полыхал в очаге.

— Будь осторожен, — кто-то прошептал Кирану в ухо, и он вздрогнул от неожиданности. Он не знал, слышен ли голос был другим, но никто не обернулся, а стало быть звучал он лишь для него одного. — Берегись этого зала. Они не любят эльфийский род. И не показывай им камень.

Над очагом вздымалась каменная волчья голова. Кирану показалось, что он видел ее прежде; словно он тут уже сидел, и на правой стене висела арфа — он взглянул и смутился от того, что она висела как раз там, где он и считал. Значит, ему снилось это место.

Или ей. У очага стоял огромный испещренный стол, а рядом когда-то было кресло. Он отчетливо видел его и, подойдя к столу, устало оперся о него в окружении столь же усталых стражей.