Эльфийский посох

— Хоть ты не достоин этого меча, страж троп, но я тебе его верну. Правда, при одном условии: ты расскажешь, откуда он у тебя.

— Подарок.

— Чей?

— Не твое дело, лорд!

— Видишь ли, страж Энрах. Я должен знать если не все, то как можно больше о моем предполагаемом наследнике. Чтобы потом не произошло отторжения между ним и родовым древом Эрсетеа. Я должен, как это ни странно звучит в нашем с тобой случае… э-э… полюбить его. Или ее.

— Чудовище! — сверкнули глаза обернувшегося эльфа.

— Слушай, а ты вообще способен думать о любви в каком-нибудь другом смысле? Так кто тебе подарил этот меч?

— Когда я выиграю состязания, лорд, ты узнаешь обо мне все, что нужно знать. А пока… не смей приближаться к Эосте.

— Ты что-то путаешь. Это не я пришел к ней, а она…

Энрах вскочил, звериный оскал исказил благородные черты эльфа.

— Я убью тебя голыми руками!

«Галлеан и Солониэль, всемогущие боги! Что происходит с бесстрастными эльфами? — вздохнул Даагон. — Где прославленный холод сердца и ясный ум наших воинов?»

— Приди в себя, страж! — приказал он со сталью в голосе. — Поговорим, как настоящие эльфы, а не как склочные бабы Империи людей. С чего ты решил, что я пристаю к девочке?

— Ты к ней прикасался. И после этого она, как мертвая раба Мортис, отправилась бить в колокол и спутала мне все планы. Думаешь, я не знаю, что такое магия рода Эрсетеа?

«Интересно, и откуда же простому стражу знать, что такое эта магия?» Но лорд спросил о другом:

— Какие же у тебя были планы?

— Ты узнаешь после моей победы, — отрезал Энрах. — Если я захочу побеждать.

— То есть, как я понимаю, ты ввязался в это дело, лишь бы не допустить победы Эосты?

— Я не могу позволить, чтобы проклятие твоего рода коснулось ее.

— А тебе, значит, можно жить и с проклятием, — усмехнулся Даагон. — Тебе, видно, не привыкать, раз ты носишь меч, побывавший в Выжженных Землях. Кстати, мой тебе совет, страж троп: смени его, пока не поздно. Это оружие способно предать своего владельца.

Сунув легендарный Алкинор (если это и впрямь был он) своему ошарашенному противнику, лорд, не оглядываясь, пошел прочь. Чутье говорило ему: сейчас удара в спину не последует. Страж, так и не применивший заклинаний во время их краткого столкновения, был по-своему благороден: он желал поединка чести, который решается для эльфийских сердец, вдруг ставших горячими, только холодной сталью. Холодной…

Даагон знал: Энрах соврал. Не из-за Эосты он ударил в колокол, иначе пришел бы сразу за ней, вторым.

Но и эта мысль отступила.

Лорд вдруг понял, где именно чудовищно ошибся.

Он с особой ясностью осознал: никто, кроме воистину благородной и чистой эльфийки, настолько чистой, что иногда она слышит голос самого Галлеана, — никто больше не упомянул о том, ради чего им предстоит взять древо рода Эрсетеа. О благе всех. О спасении всех.

Зато они не стыдились признаться, что каждый из них преследует мелкие личные цели, на худой конец — узколобые интересы клана. «Как и ты сам, Даагон. Особенно — ты», — сказал он себе.

Не в древесных стволах надо было искать гниль и не в корнях священных рощ. Черная тень Древа Смерти давно накрыла эльфийские земли, но никто не видит ее, да и не способен увидеть.

Потому что каждый сам чуть-чуть стал тенью.

Кроме тех, кто еще может слышать голос бога.

Глава 3. Катастрофа

С деревьев тихо сочились и медленно опускались наземь листья — золотые слезы осенних эльфийских рощ, оплакивающих покинувшего их создателя. Тишина удивляла — видимо, уже все эльфы, кто был свободен от дозоров, собрались посмотреть на состязания.

«Дважды в твоих руках было спасение, Даагон. Ты бы увидел его, если б не ослеп тридцать лет назад. Если б не хотел больше всего на свете найти сына и спасти его. Тебе надо было похитить пророчицу, когда она пришла в твой дом. Призвать грифона и лететь с ней в священную рощу. Тебе нельзя было медлить ни секунды после того, как она ударила в колокол — не для себя, для других, — и отдать в ее руки древо Эрсетеа.

Но еще не поздно. Ты можешь похитить ее сейчас, и архонты вынуждены будут объявить состязания завершенными и провести ритуал разрыва. Еще не поздно…

Но ты этого не сделаешь».

Шаг лорда замедлялся.

Застывшие ветви и замерший воздух делали неуместным любое движение, кроме одного, — опуститься и прильнуть тихим листом к своим предкам, к братьям и сестрам, ставшим эльфийской землей.

Заставляя себя переставлять ноги, вдруг ставшие слабыми травинками, Даагон пытался понять, откуда нанесен невидимый удар. Потом упал, сжав желтые слезы рощ в горсти, и призвал целительную силу земли. Давление атаки разума ослабло. Эльф почуял, где его враг, — за спиной.