Эльфийский посох

С тех пор Лиэн уже не отходил от лорда. Да и опасно было оставлять его беспомощным: они уже несколько дней слышали довольно близко волчий вой. Впрочем, отец и сын почти не разговаривали — каждый сосредоточился на собственной борьбе.

— Я не всегда был такой развалиной, Лиэн, — зло сказал лорд после очередного падения. — Да и сейчас калекой себя не считаю — в случае чего клинок удержу и левой. И тот меч научусь держать. Мне уже легче переносить это.

Даагон разительно изменился за эти несколько суток: его седина уже не выглядела столь контрастно к еще недавно молодому лицу и ярким глазам — он резко постарел, будто прогорал изнутри дотла.

Каждый раз, прикасаясь к сплетенной воедино боли меча и мага, охотник чувствовал, что клинок — или то, что от него осталось, — словно истончался, но пытается спастись, погасив плавящий его огонь Галлеана. И Лиэн холодел от понимания, почему его отцу становится легче переносить боль: если он привыкал к ней, то магия прóклятого меча побеждала. А самое мерзкое — Лиэн знал, что может помочь, но боялся вместо этого убить отца, случайно разрушив щит отшельника, разделившего две его, Лиэна, сущности — родовую магию древа Эрсетеа и силу Древа Смерти.

«Когда ты убиваешь, сын Даагона, — говорил учитель, — то тянешься к тому источнику, чья сущность — смерть, и мой щит трещит. А что будет, если Древо Смерти получит доступ к магии Эрсетеа, к огню творения Галлеана, ты знаешь. Ты и без того не можешь его обуздать, а тогда этот огонь станет воистину смертоносным. Черным огнем. В первую очередь поэтому, а вовсе не из-за риска погибнуть тебе нельзя ввязываться в схватки. С каждым убитым тобой, будь это даже нежить, зов Древа будет усиливаться, и когда-нибудь он станет непреодолимым. Ты перевоплотишься полностью и сам не заметишь. Понял теперь, горе мое двойное?»

Когда он любит… это может оказаться смертельно.

Человеческий маг не знал, как совладать с мощью огня Галлеана, унаследованного его остроухим учеником, рожденным под Двумя Лунами. А сам Лиэн не знал тем более. Но не только это останавливало сына Даагона: могло получиться то, что произошло с королевским колоколом.

Когда на Лиэна напал Двойник, охотник, падая, увидел направленный в сердце длинный магический кристалл, впаянный в обод колокола. Лиэн сбил его драконьим ножом, одновременно атакуя демона, — уроки Повелителя Иллюзий он помнил лучше, чем себя. Но результат получился ужасающим, и потом он долго ломал голову, почему. И лишь потом, исследовав поляну, осознал, что с его ударом в колоколе хаотично соединились все возможные магии Невендаара и уничтожили носитель.

Клинок в теле отца сейчас представлял почти такой же враждующий клубок магий. За все время совместного пути Лиэн не смог его расплести — не хватало знаний и самообладания. К тому же он страшился выпустить из запертого наставником сосуда дикую силу огня Галлеана, от которой пока просачивались наружу лишь капли. Да и тех хватит, чтобы убить. Малейшая ошибка — и конец.

Что же спасло отца, когда Алкинор, закаленный в драконьем пламени, приняв удар ножа, вошел потом в его тело? То, что в клинке не было примеси человеческой магии? Или то, что сам лорд — носитель творящего огня?

Потому, когда Лиэн прикасался к потерявшему сознание Даагону, он убирал не его боль, а боль меча и застарелое проклятие Выжженных Земель. Так было безопаснее. Так же Лиэн снимал этот жар Преисподней с губ Эосты, чтобы не сжечь их собственным, незримо плясавшим на кончиках пальцев.

Но если что-то тайное случается слишком часто, то возрастает и риск разоблачения. Настал тот день, когда лорд очнулся чуть раньше, чем это заметил его целитель.

— Так я и думал! — сказал он. — Меня ведь с самого начала не покидало чувство, что ты вовсе не так прост, как хочешь казаться, охотник. Ну-ка, дай мне ладонь.

Вот тут-то Лиэну пришлось собрать всю свою силу воли в кулак, да еще и мгновенно, и не забыв про лицо. Со страху получилось, не иначе. А бежать ему не дали — охотник почувствовал твердый рог Росинфина, ткнувшийся между лопатками, и смешливое, как показалось, фырканье.

Он обреченно протянул отцу ладонь. Шершавые бугристые пальцы лорда коснулись кожи по-особому. Лиэн и сам так умел.

— И что смешного? — Даагон вопросительно поднял бровь.

— Щекотно, — признался охотник.

— И только? — Глаза лорда смотрели пытливо. — Больше ничего не чувствуешь?

Лиэн помотал головой. Он не лгал — подобно улитке, прячущей рога, он втянул в себя все, что возможно. Втянул до самого сердца, не позволив шелохнуться ни искорке, поэтому его ледяная кожа и в самом деле не почувствовала ничего, кроме щекотки.

Лорд отпустил его руку и вздохнул:

— Я готов был поклясться, что в тебе есть огонь Галлеана. Надеялся, что среди нейтралов и диких кланов еще могли уцелеть такие семьи, Альянс еще не всех объединил. Или… — Он с горечью посмотрел на свою изуродованную ладонь. — Или я уже не способен ничего определить? Тогда как ты снимаешь мою боль, Лиэн? Я не заметил, чтобы ты пользовался эликсирами или заклинаниями.

— Я и не исцеляю ее, лорд.