— Папа, — наконец нарушил молчание, прерываемое лишь плачем голодных детей, Йанкуак, младший сын Сагануренова, — Папа. Тебе пора идти. И маме тоже.
— Да, нам пора идти, — медленно проговорил Сагануренов.
Все было, как во сне. Встав, Сагануренов стащил с себя белоснежную медвежью шкуру, анорак и сапоги, оставшись в нижних меховых штанах и рубашке. Старуха тоже разделась до нижнего меха и сняла с себя украшения из медвежьих зубов.
— Пора, — повторил Сагануренов, его бросились обнимать, к плачу детей присоединились рыдания взрослых, но Сагануренов отстранил их всех, — Нам пора идти, дети.
Сагануренов и старуха взялись за руки и вышли в тундру. Снег жег им ноги сквозь меховые чулки, а ветер кусал лица, но они шли.
— Боль скоро пройдет, — сказал Сагануренов старухе.
— Знаю.
Стойбище вскоре осталось позади, вслед Сагануренову и его жене смотрело их многочисленное потомство. Хорошее потомство, сильное. Они продолжат род, кто–то из них обязательно выживет, и уже потомки потомков будут жить прямо здесь, на том же самом месте и много сотен лет спустя, когда бородатые люди снова придут из–за моря и принесут с собой новую веру, алфавит, церкви, школы, больницы, самоходные сани, наркотики, рок, социал–демократию, видеоигры, кризис среднего возраста, экзистенциализм…
Но сейчас Сагануренов и старуха лежали на берегу океана и слушали, как бьются волны о фьорд, и холод забирал их жизни. Серые небеса Гренландии вдруг мигнули на мгновение, обнажив под собою вечно серебряное небо Туркменистана…
— Я понял, — сказал Сагануренов небесам, — Я понял, что ты хочешь мне сказать. Это все?
Но это было еще не все…
1991
Сагануренов теперь был собой, и от этого он перепугался. Гвоздь залез туда, куда не следует, в его собственные воспоминания.
По улицам Москвы ездили танки, а в отделении КГБ, где служил тогда Сагануренов, жгли бумаги. Запах гари стоял по всему зданию, даже в кабинете у генерала Шоссейникова, самого молодого генерала госбезопасности в истории Союза.
Шоссейников собирался сбежать в США, потом он передумает, но это будет уже в аэропорту, когда верные люди доложат Шоссейникову, что опасности для него лично новая власть не несет. Сейчас же Шоссейников был настроен уехать решительно, а Сагануренова, как самого способного сотрудника, он звал с собой. Сагануренов отказывался, но генерал не унимался. Сагануренов знал о генерале кое–что компрометирующее, а генерал знал, что Сагануренов знает.
— Я родиной не торгую, — произнес Сагануренов ту же фразу, которую говорил и в реальности почти сорок лет назад. Подумать только. Сорок лет и ничего не изменилось.
— Лейтенант, застрелите, пожалуйста, Сагануренова, — сказал Шоссейников бойцу «Метели», стоявшему у дверей кабинета.
Черное дуло калашникова поднялось в сторону Сагануренова. Он не слышал выстрела тогда, не услышал его и сейчас. Потом наступила темнота.
И тогда Сагануренов, наконец, по–настоящему понял, что ему пытаются сказать. И он согласился с высказыванием. Лига Защиты Эльфов сумела убедить и завербовать его.
Сердце Зла II
Андрей вдруг осознал, что у него всего двадцать хитпойнтов из шестидесяти. Он так и не отпился айраном после боя с карадами, потому что экономил напиток. С другой стороны, это не имело сейчас никакого значения, потому что в случае сопротивления весь их отряд перебьют меньше, чем за минуту. Но Андрею все равно хотелось продержаться подольше и умереть с честью, если начнется заварушка. Поэтому он полез было в инвентарь за айраном, но стоявший на холмах справа от Андрея лучник–риа крикнул:
— Руки держать опущенными, черныш! Или я выращу тебе стрелу в глазу, и вряд ли это украшение придется тебе по вкусу!
И Андрей так и остался с двадцатью хитпойнтами. Позади него разбилась руна громогласия, которую применил на себя Ксиб, но ему за это угрожать смертью враги не стали.
— Невозможно, — в панике зашепелявил ящер громовым голосом, — Невозможно. Индивидуальный данж. Как?
— Очень просто, — ответил Отоко Неко, — Ты просто плохо знаешь этот данж, ящерка. Помнишь меня?
— Нет, — прошипел Ксиб.
— А я тебя помню, — сказал ассасин, — Мы с тобой ходили однажды вместе через этот данж. Я тоже состоял в VR-сталкерах, как и ты. Только тогда я был высшей эльфийкой по имени Корнелия.
— Корнелия, — глухо повторил Ксиб.
— Именно так, — подтвердил Отоко Неко, — А потом мы еще ходили в этот данж без тебя. Только тогда я уже состоял не только в сталкерах, но и в Лиге Защиты Эльфов. Я проходил этот данж пять раз, а не два, как ты. Поэтому мне известен тайный вход сюда из канализации Эазимы. А еще я знал, что смогу провести в этот данж за вами Орден, но только если сам открою им вход изнутри. Я впустил их через канализацию Эазимы, ящерка. А ты думал, что я сгинул в усыпальнице психирургов? Как бы ни так. Я знаю усыпальницу психирургов лучше тебя, как и весь данж. А ты завел свой отряд в расставленную мною ловушку, рептилия.
— Невозможно, — упрямо зашипел Ксиб, — В канализацию Эазимы можно попасть из данжа, но оттуда сюда попасть нельзя.