Эльфы и их хобби

Остальные недоумевали, но не выказали бы этого: Энвель теперь – Старший из Старшей ветви, он знает, что делает.

– Вот это – лунный бисер, – указал он человеку на крупные серебряные бусы. – А вот это – солнечный, он мельче… Этот дало море – тяжелые, темные бисерины, будто бы с прилипшим песком. А это – янтарь, что бывает около берега. А вот этот…

Человек смотрел во все глаза. Трогал, перебирал, будто пробовал цвет не только глазами – пальцами.

Энвель подумал, что для своей расы человек молод. Ну вот – как его младшие, как Фингар или Лиадан…

А они глядели, и недоверие сменялось потихоньку интересом.

Человек что-то сказал. Потом, не без труда, выговорил на эльфийском – как выцарапал:

– Как… играет?

У Энвеля впервые спросили – как играть. У его народа это было в крови. Он задумался и понял, что вряд ли сумеет объяснить человеку. Для кого-то это – игра красок, для кого-то – музыки, но чаще образов, воспоминаний о том, что было, или о том, чего никогда не было, или – так у младших – о том, чего хочется, а силы сотворить – не хватает. Главное же – то, чем такая игра может обернуться, если вдруг и образы, и воспоминания, и краски, и музыка сложатся воедино – он и права не имел объяснять.

– Подумай о красивом, – сказал эльф. Он произнес гораздо больше, может быть, он и вообще не то сказал – но Сопляк понял его именно так. Он смотрел на бисер с каким-то забытым детским удовольствием – дети всегда так смотрят на яркое. Ему вспомнился витраж, который он так любил, в маленькой церквушке Байлеглас: святая Брид в синем одеянии, с красными четками; Сопляк принимал их за гранатовые зернышки. Рука сама потянулась к синим бисеринкам, хоть он и понимал, что ничего похожего на тот витраж из них не выложит. Но вот пальцы эльфа подбросили несколько стекляшек, уложили, подправили – и будто руки святой Брид в синих рукавах возделись над ними, как раньше, укрывая от опасностей. Сопляк услышал чаек, кричащих за витражами, и отголоски хора. Где-то совсем близко запахло морем. И хор зазвучал полнее, громче, так что Сопляк оглянулся – кто поет? Но тут невысокий эльф в ожерелье из ракушек выкатил несколько бисерин, повертел в пальцах – и на совсем родном море закачалась лодка…

* * *

Это было какой-то детской глупостью, безумием – брать в игру человека. Но у чужого получилось; мало того, с его присутствием игра оживилась. Даже те, у кого сил на узоры уже не было, теперь перекатывали пальцами стекляшки, крепко задумавшись. Энвель занес пальцы над разноцветной блестящей смесью на столе. Как будто над струнами. Струны он и вспомнил – не глухой потерянный напев лютни Ривардана, а ликующую капель, что звучала здесь же – когда-то на Весенних танцах.

Правду говорят, бисер – игра для стариков, игра воспоминаний. Но вот же прозвучала арфа, как над ухом, – и тут же взвились в воздух и стали складываться в узор разноцветные бисеринки, и выплыла из ниоткуда та самая башня, наполненная песнями и смехом.

А Фингар уже сжимал и разжимал ладонь, готовый продолжить; всего несколько бисерин, передвинутых с места на место, – и рядом с башней вырастает ясень, облитый луной… Фингар, который видел Тир Финшог только разрушенной, а дерево – засохшим… Друзья его радостно засмеялись, и струна будто зазвучала громче, черпая из памяти давно забытые мелодии.

* * *

Сопляк очнулся внезапно: ветер погас, башня исчезла – и вскочил, едва не опрокинув стул. Эльфы посмотрели с сожалением. Свои смотрели тоже, уже повытаскивав сабли, и Сопляк с упавшим сердцем подумал – ну все, жди неприятностей.

Дождался. От дядьки Ротгара влетело, конечно, но этим дело не кончилось. Через день снова приехал южанин, но один. И комендант, вечером вызывая Сопляка на разговор, шипел:

– Ты что там натворил, чтоб тебя мотало?

Южанин не выглядел рассерженным. Он увел Сопляка из казармы, к длинной поваленной сосне, куда ребята обычно ходили курить. Сейчас там никого не было – поздно, все, кто не на службе, уже по койкам…

Южанин вытащил дорогой портсигар, протянул.

– Возьми, солдат. Не век тебе Ротгаровой дрянью травиться…

– Спасибо, вашродие…

– Дядько Ротгар небось вас тоже за выпивкой гоняет?

– Никак нет, вашродие. Комендант Ротгар очень строгий и никогда не нарушает устав.

– Ладно лапшу на уши вешать, – отмахнулся южанин. – Я ж сам под ним служил когда-то, вон Ревгвенн брали… Хороший он мужик, так-то…

Сопляк молчал. Не его дело – начальство судить. Тут уж судьи всегда найдутся.

– Тебя как звать? По-настоящему?

– Шон, вашродие. Из Байлеглас.

И опять вырвалось это «г» впридышку, как он ни пытался от него избавиться.

– Из Зеленграда, – мягко поправил южанин.

– Извиняюсь. Из Зеленграда. Конечно.

– Из самых холмов, получается…

Сопляк не стал возражать.

– А я и сам с гор, – сказал Реваз и поднял лицо к луне. – Только наши вершины вашим холмикам не чета, не в обиду будь сказано. Если наших гор не видел – ничего, считай, не видел… – он на минуту замолчал. – И не уезжал бы никогда, да видишь, куда по службе занесло… Сидим вот теперь в этом вереске, эльфов сторожим…

Ну вот и дошло, подумал Сопляк, сжимая на коленях мокрые руки. До эльфов.