Эльфы, топор и всё остальное

— Нет, Фатик… Дай мне слово, что когда узнаешь правду, ты меня… простишь.

Где-то запела птица. Одинокий посвист среди всеобщей жаркой тишины.

— Даю слово Джарси. Я прощу тебя.

Она стиснула пальцы.

— Спасибо, Фатик… Скажи, у меня и правда некрасивый, уродливый нос?

О-о-ох…

— У тебя самый замечательный, самый чудесный носик на свете, Виджи…

* * *

Дверь была утоплена в камедной нише. Дверь не простая — железная. Во всяком случае, снаружи она была защищена железной пластиной, под ржавчиной которой угадывалась узорная резьба.

Ни малейших следов замочной скважины. Никакой ручки. Дверь отпиралась только изнутри.

Мы столпились на неширокой каменной площадке. Ветер трепал листья деревьев. Из-за густого подлеска я не видел, насколько высоко мы поднялись, не видел оставленных нами фургонов и несчастных девиц, брошенных на произвол судьбы. По моим ощущениям, мы поднялись примерно на сотню ярдов. Значит, галерея, идущая к Залу Оракула, тянется ярдов на двести. Долгий путь, если его заслонят враги… Мы держали в руках жерди, обмотанные тряпками и окунутые в деготь для смазки колес. Излишняя предосторожность, ибо, по словам Тулвара, внутри галерея освещена. Но я всегда привык рассчитывать на внезапное изменение обстоятельств, поэтому факелы мы изготовили еще вчера.

Девицу-Тулвара била крупная дрожь.

— Стучи! Условный стук и пароль, верно?

— Мерзкий условный стук и гнусный пароль!

— Стучи.

— Фатик, ты ужасный человек!

— Стучи!

Тулвар обрушил на дверь хилый кулачишко: тук-туки-ти-тук-тук! Но дверь вдруг открылась сама, без малейшего скрипа (Тулвар отпрыгнул с визгом) — в щель вывалился монах Рамшеха, упал вниз лицом. По его красной рясе разошлось от спины вниз, до самого подола, темно-вишневое пятно.

Мечи Гхашш оказались в моих руках.

Но больше ничего не случилось. Монах был мертв неизвестно, сколько сил он положил на то, чтобы добраться до двери и открыть ее. У меня сложилось впечатление, что бежал он сюда именно для того, чтобы впустить нас.

Квинтариминиэль вдруг пробился вперед и толкнул тяжелую створку. Повернулся, взглянул на меня — молча. У него был взгляд старика.

— Бог… ужасный… Варвар… Медлить нет причины.

Мы зажгли факелы и вошли — узкий туннель привел нас в галерею. Воздух здесь пах кровью и плесенью. По галерее трое в ряд могли ехать конники. Светильники на стенах, и правда, были — только, увы, горели немногие. Тот, что должен был освещать вход, погас. Дальше горело всего два, пятная тусклыми желтыми пятнами ровный пол… А еще дальше, примерно через полсотни ярдов, где галерея начинала круто забирать вверх, царила плотная, похожая на печную копоть темнота. Похоже, кто-то не успел сегодня сменить масло в светильниках…

Застеленная протертой медвежьей шкурой каменная ниша, в которой коротал время привратник, разумеется, пуста. И галерея пуста. Но, если судить по кровавым, ведущим в темную часть галереи потекам, монах пришел именно оттуда, хотя слева в стене, в сорока ярдах от входа, виднеется широкая арка, но потеки идут дальше… Впрочем, все это не важно. Мы вошли. Теперь — рывок до самого Зала Оракула. Интересно, куда выводит галерея — на первый или второй этаж Зала…

— Темновато, — родил Олник — видный эксперт по подземельям.

Принц быстро двинулся вперед, словно подгоняя нас. Я об руку с Виджи — за ним; оружие приготовлено к бою. Позади сопел Олник. Я только раз оглянулся — Самантий маячил замыкающим. Я не слышал иных звуков, кроме нашего дыхания и шарканья подметок (набойки Крессинды глухо позвякивали). Бой в глубине храма кипел, я чувствовал это сердцем, но сюда его звуки не проникали.

Мы уже приблизились к арке, когда в спины ударил звучный, раскатистый, басовый голос:

— Фатик Мегарон Джарси! Остановись! Время пришло!

Говорил Альбо.

56

Он был уже на ногах. Спрыгнул с плаща, отшвырнув Крессинду и Скареди; по полу брызнули звенья цепей — Альбо разорвал кандалы так же просто, как если бы они были сделаны из бумаги. Гномша устояла, а вот паладин откатился к стене. Самантий застыл позади Альбо, в левой руке покачивается факел.

У бывшего клирика был совершенно трезвый голос:

— Я, Свирондил Альбо, пророк Гритта Миротворца. Внемли! Я обращаюсь к тебе, Фатик Джарси, сын Трампа Грейхоуна, отдай то, что скрыто в твоем поясе! Мой господин предпочел, чтобы ты доставил его к месту под охраной, и мне пришлось терпеть измывательства над собою, глупые и пустые, ибо алкоголь я в любой миг могу разложить в своей крови на простейшие элементы… Но время пришло. Отдай мне душу Пожирательницы — и уходи.

Я крутанулся на каблуках, скрестив мечи у колен. Плечом заслонил Виджи.

— Прекрасно знаешь, что ни хрена я тебе не отдам.

Он кивнул, возвышаясь в полумраке, точно валун. Мирская потрепанная одежда облегала его тучное тело; выпуклые глаза отражали свет факелов, как две мертвые стекляшки.