Эльфы, топор и всё остальное

Когда я был на полпути, двери под портиком раскрылись, и из проема в клубах сизого с прожелтью дыма, спиной, выбрался сам Аерамин А. О. Фаерано. Я мгновенно узнал его по тощей фигуре и сальным волосам. Он был слишком занят, ибо, одновременно кашляя и чихая, боком волочил тяжелую, гм, я бы сказал — великую торбу. Таков финал ничтожеств от власти — трусливое бегство с добычей. До конца бьются только великие люди.

— Фаерано! — крикнул я.

Призрак прошлого оглянулся, демонстрируя багровый ожог на всю левую щеку. К его косоглазой роже прикипело выражение крайнего изумления и страха. Фаерано был без доспехов, одежду испятнали подпалины.

Раздался лязг железа. Фаерано отскочил. На крыльцо спиной выдвинулся простоволосый храмовник. «Че… и ела…!» — значилось на его обгорелой накидке. Рыцарь отчаянно оборонялся, пятясь назад, но вдруг всхрипнул — и немудрено, ибо из его затылка вынырнул кончик меча. Храмовник опрокинулся на ступени из серого гранита.

Затем, разгоняя клубы дыма, появилась она. Виджи. Добрая фея. Бледная, в облаке разметавшихся медовых волос, проткнутых полыхающими кончиками ушей. Источающая гнев и ярость. В одежде, которую мог назвать таковой лишь слепой, и то — на ощупь: нечто воздушное, полупрозрачное, состряпанное наспех из розовой занавески. (Уже позднее я узнал, что Фаерано постоянно держал своих наложниц нагими.) В одной ее руке был клинок — тот самый, эльфийский, и где достала? — в другой… Понимаете, если очень, очень, очень миролюбивую и милосердную львицу заключить в гарем и подвергать унижениям, она перестанет быть милосердной.

В другой руке моей женщины была отрубленная голова с толстогубым, обрюзгшим лицом евнуха. Пока я приходил в себя, Виджи шагнула вперед и огрела этой башкой Фаерано. Потом добрая фея нанизала его на клинок, ударив точно в сердце, и швырнула голову евнуха на труп гроссмейстера ордена Чоза.

Иногда, если спаситель не спешит со спасением, эту работу нужно проделать самому.

Она обернулась ко мне, и ее лицо вспыхнуло.

— Добрая фея… — прошептал «освободитель», чувствуя себя распоследним дурнем. — Добрая фея… моя Виджи…

Она топнула босой ножкой, крылья ее чудесного носа затрепетали.

— Ты, — сказала она, — ты…

— Я, Виджи, — сказал я, опустив клинки и не отрывая взгляда от ее пылающих глаз.

— Слушай меня внимательно, Фатик М. Джарси, — сказала она, тяжело дыша. — Больше никогда… ты слышишь? — никогда не смей от меня убегать!

30

Мы еще не закончили обниматься, как из дымящего проема дверей особняка повалили полунагие закопченные девицы. Раз, два, три… я сбился со счета на втором десятке. Блондинки, брюнетки, рыжие… Замыкал процессию эльфийский принц, одетый в какую-то рабочую дерюгу. Он пылал яростью, а меч — тот самый эльфийский меч-близнец, был обагрен кровью по самую рукоять.

— Ненависть! — воскликнул Квинтариминиэль, завидев меня, и сделал глаза больше, чем у кота, застигнутого за непотребными делами верхом на ботинке. — Провисать через длинный и средний!

— Это гарем, — безлично сказала Виджи, ненароком коснувшись меня обнаженным плечом. — Человек Фаерано держал их взаперти, как рабынь…

Девицы кашляли, с хрипом втягивали воздух, подрагивая тяжелыми грудями, гномы смотрели на них (да-да, я про груди), открыв рты. По саду носились лошади, на улице орали и звенели оружием.

Я никогда не спрашивал Виджи о том, что произошло — и происходило — с ней за дверями особняка Фаерано. Эта тайна навсегда осталась ее личной тайной.

— Фатик, — сказала Виджи. — Это несчастные пленницы… Нужно помочь им обрести дом.

В словах ее звучала непреклонность. Гри-и-и-итт! Эльфийские гуманность и милосердие! Точно так же она отзывалась о шаграутте, который намеревался закусить всем моим отрядом!

Принц глянул на меня и заявил:

— В глаз прокатку! Это приведет к пятнистым последствиям!

И я так думал, честное слово. В глаз, пятна, ай, что там говорить! Но перечить Виджи сейчас? Нет, я не стал этого делать. Боевое безумие отпустило… Все было хорошо. Почти хорошо.

В доме Фаерано что-то взорвалось.

Я отогнал гарем к входу в особняк и пересчитал по головам. Получилось пятнадцать человек… женщин… барышень… дамочек мягких и чувственных… Девиц, ведь они лишились хозяина, а в брак с Фаерано, разумеется, не вступали, так что я мог называть их девицами. Помочь обрести им родину? Виджи, родная, ты, верно, хочешь, чтобы я спятил?

Она спокойно смотрела на старину Фатика своими серыми глазищами, ожидая от него действий. Гномы смотрели. Девицы смотрели. Олник смотрел — и все из моей команды, включая Монго и безумного архиепископа.

Ладно…

Я заглянул в торбу Фаерано и подозвал Олника-первого.

— Нынче после битвы найдешь Рондину и скажешь ей, что видел, как меня прирезали два злодея. Так и скажи: «злодея». Один человек без правого уха, второй тролль без левого глаза, пусть ищет по этим приметам.

Олников брат-близнец задумался:

— Прирезали насовсем, Бешеный Топор?