Элианна, подарок бога

Он видел, как шесть лет назад в том же Brooklyn Memorial Hospital пожилая акушерка приняла в свои ладони выпавшего из Любки мокрого новорожденного младенца и произнесла торжественно: Here is Mr. Guss! (Вот и мистер Гусь!) После чего она положила Марика на холодную металлическую чашу весов, а Марик своими крохотными и еще затянутыми пленкой глазками вдруг посмотрел на Иосифа, и Иосифа словно током ударило — он увидел, что сквозь глаза сына на него смотрит его собственный отец, умерший в Одессе восемь лет назад.

А потом он увидел, как годовалый Марик впервые сам встал на ножки и пошел враскачку, словно маленький медвежонок. Пошел, сделал первые шесть шагов и сел на попку…

А потом — как уже через пару месяцев после этого Марик, нашкодив или написав на пол, с хохотом убегал и уползал от него и от Любки, а они, шутя, гонялись за ним по квартире и кричали: «Ах ты гусь! Ну ты и гусь!»

А потом — самый первый выход Марика в свет, на ярмарку в Кони-Айленд. В индейском шатре — магазине сувениров он увидел нарядную, в яркой блузке и кружевной юбочке двухлетнюю красотку, зачарованно стоявшую перед витриной с блестящей бижутерией. С минуту посмотрев издали на эту Мальвину, Марик вдруг выпятил грудь точно так, как это делает Вахтанг Рисадзе, твердым шагом подошел прямо к девочке и громко, на весь магазин представился:

— Гусь!

А потом, когда Марику было три или три с половиной, они втроем — Иосиф, Люба и Марик — приехали на Манхэттен, в Любкин любимый магазин Lord & Taylor. Марик, как уже независимый мужчина, шел впереди родителей и вдруг увидел женский манекен — красивую черную пластиковую даму, одетую в прозрачную тунику. Очень высокая, в серебристых туфельках на стройных ногах, она стояла прямо за вращающимися дверьми магазина. Остолбенело задрав голову, Марик остановился перед ней.

— Пошли, Марик! — сказала Люба.

— Мама, — произнес он негромко, — можно я потрогаю эту тетю?

— Ну потрогай…

Марик завороженно протянул руку, медленно погладил черную женскую лодыжку манекена и вдруг…

Иосиф и Люба не поверили своим глазам — под ногами у сына, который давным-давно простился с памперсами, стала растекаться самая настоящая лужа!

— Ну конечно! — усмехнулась Любка. — Твой же сын, весь в отца!

И теперь этого сына похитили!

Когда Семен Гусь вошел в кабинет Иосифа на мансарде «Распутина», он увидел, что у его постаревшего лет на десять брата часть волос на голове — седые.

* * *

Между тем все было не так страшно, как казалось Иосифу с мансарды «Распутина». Никто не издевался над его женой и сыном, никто не держал их, как это показывают в кино, в сыром бетонном подвале со связанными руками и заклеенными липкой лентой ртами.

Совсем наоборот!

В Саусхэмптоне, в роскошном имении «крестного отца» итальянской мафии, Марик, совершенно счастливый, играл в футбол с доном Сильвио и со своими охранниками — теми самыми, которые вместо школы привезли сюда его и его маму Любу. Конечно, по дороге, когда вместо того, чтобы с авеню U свернуть на 16-ю стрит к подготовительной школе Elementary & preliminary school, они свернули сначала на Белт-Парвей, а затем на Лонг-Айленд экспресс-вэй, им пришлось повозиться с Любой, запоздало заподозрившей kidnapping [12]. Но дуло пистолета, приставленное к ее мягкому боку, и негромкое: «Молчи, не пугай ребенка!» тут же успокоили ее, а Марику было сказано, что его ждет катание на самой настоящей ламе.

И настоящая лама действительно была — белая, пушистая, с высокими коричневыми ушками и с теплыми мягкими губами, которыми она осторожно брала хлеб и сахар сначала с рук дяди Сильвио, а потом и с ладоней мальчика.

Прокатившись на ламе, Марик сказал, что хочет есть, и тут же на веранде виллы был накрыт королевский завтрак со свежевыжатыми арбузным, апельсиновым и малиновым соками, фруктовым салатом, клубничным cereals и фисташковым мороженым. Что еще нужно для счастья шестилетнему мальчику?

— Мама, почему ты не кушаешь? Это вкусно! — сказал Марик, уплетая мороженое.

— Really, Lyuba, — мягко добавил дон Сильвио, — a small breakfast wouldn’t hurt. (Действительно, Люба, маленький завтрак вам не повредит.)

Но Люба упорно молчала и не прикасалась к еде.

Дон Сильвио пожал плечами и обратился к Марику:

— Young man, tell me, please, what do you prefer — to swim in a pull or to play Russian football? (Молодой человек, скажи мне, пожалуйста, что ты предпочитаешь — поплавать в бассейне или сыграть в футбол?)

— Футбол! — сказал Марик, и они спустились с веранды на луг, где их уже ждали охранники, футбольный мяч и даже футбольные ворота.

А Люба осталась на веранде одна — дон Сильвио, взяв Марика за руку и спускаясь с ним с веранды, даже не взглянул в ее сторону. Мудрость и трепет правят миром. Дон Сильвио не сомневался, что через пару часов Иосиф сам позвонит его консольере Захрио Муччи. А Люба… Не сегодня, конечно, но через пару дней она сама придет в его спальню.

* * *