Элидор

Роланд взял мяч обеими руками — точно так же он вытащил его из-под грузовика. Швы на боках, следы масла и кирпичной пыли — это был тот самый мяч.

Он посмотрел на мяч — и в тот же миг услышал пение. Пел мужской голос. Молодой голос. Слов было не разобрать, но мелодия взволновала Роланда, ото­звавшись и радостью, и болью.

"Откуда доносится этот голос? — подумал Роланд. — Из верхнего зала?"

Ах, если бы он мог разобрать слова... Кто бы то ни был... Он должен услышать слова. Но стоило ему по­шевелиться, как голос смолк.

— Нет, — прошептал Роланд.

Мяч выпал у него из рук и начал медленно падать со ступеньки на ступеньку — раз... два... вниз... прочь — пока и этот звук не затих.

"Он, верно, наверху..."

Роланд стал подниматься. Дошел до верхнего зала. Дальше ничего не было, впереди светлел пролет лест­ницы, ведущей на крышу.

В зале никого не было. Под окном стоял низкий стол из белого мрамора; с одного конца, словно кто-то пы­тался его сдернуть, свисал золотой покров.

Роланд приблизился к столу. Стол был совсем про­стой — только глубоко в мраморе было выбито изо­бражение меча.

Роланд поднял золотой покров и разостлал его на сто­ле. Покров лег глубокими тяжелыми складками, под ко­торыми тотчас проступили очертания меча. Роланд от­ступил назад и всем телом ощутил, как замок задрожал. Из окна до него донесся поющий голос, далекий, но та­кой прозрачный, что Роланд разобрал обрывки слов.

Верно прекрасен тот край... Под покровом цветов...

— О, подожди меня! — вскричал Роланд. — Не уходи!

Волшебный край чудесных песен...

Роланд взбежал по ступеням и выскочил на крышу, вдоль которой шел парапет с бойницами.

Зеленый остров под сенью звезд...

Море и небо залил жемчужный свет, волны, словно серебряные стрелы, рассекали воду. От подъемного моста в горы поднималась дорога, она терялась в по­крывавшем склоны лесу. По дороге, удаляясь от зам­ка, шел скрипач.

3 Мертвый край

Когда Роланд выбежал из надвратной башни, скрипач уже ступил в лес. Роланд поспешил за ним.

Дорога сперва шла мимо обгорелых остовов зданий и заросших бурьяном полей. То ли пыль, то ли пепел вздымались из-под ног Роланда, приглушая шаги, по­крывая кожу сухим едким слоем. Вокруг жужжали мухи, лезли в волосы, норовили сесть на губы. С неба лился тусклый свет, от которого было больно глазам. Роланд шел, подгоняемый уже не удивлением, но стра­хом остаться одному.

Уже и пение его не завораживало. Теперь, когда Ро­ланд снова увидел старика, он понял, где слышал пора­зившую его мелодию: ее играл скрипач. То, что показа­лось ему музыкой, возникшей из сновиденья, было все­го лишь отзвуком полузнакомой песенки.

Как ни стремился Роланд догнать старика, в лес входить ему совсем не хотелось. Ничего зловещего он в нем понача­лу не видел. Конечно, в лесу царили мрак и безмолвие, но, лишь приблизясь вплотную, Роланд понял, чем этот лес отличался от всех других. Деревья в нем были мертвые.

Роланд оглянулся. Издали замок казался скорчившейся от боли скалой. Идти было некуда. Роланд поднял с дороги горсть камешков и прижал к щеке. Он ощутил боль — значит, все это на самом деле. Он действительно здесь. И помощи ждать неоткуда.

За лесной опушкой дорога превращалась в еле замет­ную тропинку и терялась среди болот. Белели в сумраке трутовики на деревьях; мох, словно волосы, свисал с вет­вей. Кругом царило безмолвие смерти. То и дело, впро­чем, безмолвие нарушали какие-то звуки — шум падаю­щих вдали деревьев, голоса предметов, застывших в ту­мане, наползавшем полосами там, где не было ветра. И от этого тишина угнетала еще больше. Дубы при одном прикосновении к ним растекались черной жижей.

Роланд не знал, как долго он шел и сколько ему уда­лось пройти. Лес невозможно было измерить ни миля­ми, ни часами; оставалось лишь брести от болота к боло­ту, перелезать через прогнившие деревья — и надеяться, что все это в конце концов кончится.

Внезапно деревья раздвинулись — впереди показалась вересковая пустошь, замкнутая на горизонте скалами.

Роланд сделал еще несколько шагов, но вдруг пошатнулся и упал в траву. Он сбился с пути. Он был совсем один.

Когда Роланд открыл наконец глаза, он подумал, что никогда не сможет двинуться с места. Холод приковал его к земле.

Мальчик повернулся на бок и с трудом сел, положив голову на колени. Он так промерз, что уже не дрожал. Он не знал, сколько времени проспал, но вокруг все было по-прежнему. Все тот же свет лился с неба, на котором не было ни одного просвета.