Эликсир для избранных

– Вот, слушай! «Всеукраинский съезд эндокринологов в Харькове, в апреле 1934 года, в большей своей части прошел под флагом лизатотерапии и официально признал ее новым «научным методом». Это постановление съезда является, несомненно, большим завоеванием для учения о гистолизатах…» И вот тут дальше: «В настоящее время у нас в Союзе применяются для опытов и лечения самые разнообразные лизаты…»

– А потом все куда-то вдруг исчезло. Отчего так?

– Теория может, как ты говоришь, зачахнуть, если она не подтвердилась дальнейшими исследованиями и была признана научным сообществом несостоятельной.

– Хорошо излагаешь. Наш случай?

– Ммм… Сложно сказать. Ты прав, в научной литературе эта тема не обсуждалась уже много лет, но я помню разговоры отца и матери. Они никогда не говорили о Павле Алексеевиче как об ошибавшемся человеке или… боже упаси, как о шарлатане.

– А как они говорили?

– Только в превосходных степенях. Умница. Большой ученый. Его смерть – большая потеря для науки. А ведь если бы что-то было не так в научном смысле, они бы уж наверняка сказали… Слышал бы ты, как они несли Лысенко и Лепешинскую!

– Ну, хорошо. Допустим, изобретение прадеда не проходит по разделу «вечных двигателей». Тогда отчего же о нем так крепко все забыли?

– Может, просто людей не осталось?

– В каком смысле?

– Ну, в прямом. Когда умер Павел Алексеевич?

– В 1935-м.

– Ну вот, а потом у нас были годы 1936, 1937 и 1938… Многих репрессировали… А потом война. Люди могли просто погибнуть, и некому стало подхватить выпавшее из рук академика Заблудовского знамя. Как тебе такая версия? Истории известны случаи, когда знания утрачивались, потому что умирали их носители. «…А мне костер не страшен, пускай со мной умрет моя святая тайна, мой вересковый мед!» Помнишь?

– Помню.

– Чайку подлить?

– Нет, спасибо… И все-таки странно это, не находишь? Если идея была такой… интересной, почему все заглохло?

– Странно, странно, – снова повторил Антон. – Но мне кажется, мы движемся по кругу… Слышь, Леха, тебе надо поговорить с каким-нибудь специалистом покрепче меня…

– С кем, например?

– Есть один персонаж. Фамилия его Коженков. Он постарше нас. Когда я учился в универе, он был аспирантом, читал курс… И как-то, помню, сдавал я ему то ли зачет, то ли коллоквиум какой-то проходил… Короче, разговорились мы с ним про ВИЭМ…

– Это Всесоюзный институт экспериментальной медицины?

– Он самый.

– Прадед руководил там лабораторией.

– Там не только твой, там и мой предок подвизался… Так вот, помню, Коженков интересно так говорил о ВИЭМе. И Заблудовского, кстати, вспомнил…

– А как найти этого твоего Коженкова?

– Думаю, это будет несложно. Может, все-таки еще чайку?

– Ой, нет! У меня уже все баки под завязку.

– Ну как хочешь! Удовлетворил я хотя бы отчасти твое любопытство?

– Отчасти удовлетворил. Кое-что начинает проясняться. Спасибо тебе.

– Не за что. По крайней мере, сможешь теперь читать прадедовы статьи.

– Сомневаюсь, что так вот сразу смогу.

– А ты начинай не с начала, не с теоретической части. Там действительно много сложных слов. Ты начни с более простых, прикладных вещей. Вот, например…

Антон заглянул в оглавление сборника трудов Заблудовского:

– «Применение гистолизатов в животноводстве». А ты не смейся! – сказал он, заметив улыбку на моем лице. – По крайней мере, ты поймешь, как действовали лизаты и какой практический результат давали. Там описываются, как бы теперь сказали, кейсы. Очень любопытно! Увидишь.

– Спасибо, Антоша. Я так и сделаю.

– Да, ты не пытайся понять все, там много всяких специальных подробностей… Но направление, главную мысль, ты уловить сможешь. Ты же у нас умный!

Антон похлопал ладонью по прадедовой книжке.

– Знаешь, я даже немного жалею, что не вник во все это раньше, когда еще работал в науке… Можно было бы кое-что проверить экспериментально у нас в лаборатории…

– На мышах?

– На мышах. И еще на морских свинках.

– Вот мама была бы довольна! Не я, так хоть ты бы этим занялся.

– Привет ей от меня!

– Непременно.

Я поднялся.

– Скучаешь по науке?

– Скучаю, – признался Антон.

– А вернуться не думал?

– Вернуться? Нет, старик, невозможно. Ушел поезд…

– Но ты ведь читаешь научную литературу, следишь…

– Следить-то слежу, но этого недостаточно. Это как, знаешь, бывший футболист смотрит матчи по телевизору. Он тоже типа следит и знает, кто играет, как играет. Но это не означает, что он сам может выйти на поле в команде мастеров. Улавливаешь?

– Улавливаю. Ну, я пойду.

– Если какие-то вопросы возникнут, звони. Еще чайку попьем!

– Обязательно.

Мы вышли в прихожую, и я стал одеваться. Антошка стоял рядом и задумчиво смотрел, как я натягиваю плащ.

– Знаешь, Леша… – сказал он вдруг.

– Что?

– Вот я сейчас вспоминаю их разговоры…

– Чьи?

– Ну, родителей. И мне кажется, что-то было связано такое с именем Заблудовского… Какая-то, не знаю… недоговоренность, что ли… Ощущение такое, будто они, предки мои, знали что-то и молчали. Или, может, мне просто кажется…

Казань, 10 сентября 1918 года