Эликсир для избранных

– Постойте… Куда вы? – произнес Заблудовский. – Господи помилуй! Что же это творится-то?

Он растерянно посмотрел на старика Матвея, мявшего в руках шапку. «И в первом бою все-таки могут убить», – мелькнула мысль. Профессор оперся руками на дроги, сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Потом взял себя за руку, попытался сосчитать пульс и не смог. «Оставили меня братья, так, значит, рассудили, – подумал Павел Алексеевич. – Или это я их оставил?..»

И тут снова, уже где-то близко, грянул «Интернационал»…

Москва, наши дни

Пару дней спустя я сидел на кухне в квартире на Новинском и играл с мамой и сестрой в кункен. Мы звали и Витьку, но он усвистал куда-то, махнув нам на прощание синей бейсболкой. Надо честно сказать, мы не слишком жалели о его уходе, потому что если Виктор садился играть, то почти всегда выигрывал. То ли он был очень везуч, то ли очень умел, но победить его было трудно. Сестра и мама, которая, несмотря на возраст, была очень азартным игроком, просто бесились, когда Витя, казалось бы, безнадежно проигрывая, одним ударом переворачивал ситуацию и триумфально завершал партию. А его противники, которым до победы оставалось полшага, со скрежетом зубовным записывали себе в минус гигантские суммы. Даже я, человек спокойный, выходил иногда из себя. В отсутствие лидера мирового кункена мы все чувствовали себя увереннее. Силы игроков были примерно равны, и исход матча предвидеть было нельзя. Я раздал карты.

– Что за дрянь ты мне накидал? – проворчала сестра. – Нет ни одной комбинации. Даже близко.

Я никак не реагировал на это замечание. Это была обычная словесная разминка перед боем, целью которой было усыпить бдительность противника, убедив его, что у тебя плохая карта. Плавали – знаем! Я молча раскладывал свои карты и прикидывал варианты.

– Кто ходит? – спросила мама.

– Ну, если Леша сдавал, значит, ты, – пробурчала Катя.

– Ты, кажется, напряжена, милая? – проговорила мама с притворной лаской.

Все знали: стол, за которым играют в кункен, – это единственное место на свете, где мама не пощадит ни детей, ни внуков.

– Ничего я не напряжена! – вскинулась сестра. – Просто я твердо намерена вас сегодня обыграть.

– Грозилась синица море зажечь! – откликнулся я, не отрываясь от своих карт. – Ваши претензии смехотворны, девушка! Выиграю я.

– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала мама, беря карту из колоды, – я чувствую, что сегодня успех будет сопутствовать мне.

Немного подумав, мама сбросила в «базар» пиковую двойку.

– Мельче ничего не было? – ехидно спросила сестра.

– А ты хотела, чтобы я тебе джокера сдала? – поинтересовалась мама.

Игра началась.

Я с детства любил эти карточные посиделки. Кункен был нашей фамильной игрой. Играли мы с сестрой, играла мама, играла бабушка, играла давняя бабушкина подруга Ирина Яковлевна Сухотина. Теперь играл и Витька… Моя бывшая жена Лена, когда еще жила в Москве, тоже играла… Единственным человеком, который так и не пристрастился к этой замечательной карточной игре, был отец. Но он почему-то вообще ни во что не играл.

– Слушай, ма, а известно, кто принес кункен в семью? – в сотый, наверное, раз спрашивал я.

И мама в сотый раз морщила нос и отвечала:

– Точно это не известно. Меня научила играть моя мама, твоя бабушка, когда мне было десять лет. Это был 1949 год, что ли… Я помню, мы играли втроем с Ириной Яковлевной. И мама говорила, что ее мама, то есть прабабушка Серафима Георгиевна, играла…

– А прадед играл? – спросил я маму.

– Не знаю, – ответила мама. – По словам моей мамы, обычно играли она, прабабушка и кто-нибудь из друзей. Особенно часто компанию им составлял… У прадеда был сотрудник, даже можно сказать ученик. Его звали Борис Ростиславович Кончак-Телешевич.

– Красивая фамилия…

Где-то я ее уже слышал. Или видел.

– Да, он был какого-то страшно древнего княжеского рода, чуть ли не ордынского. Хотя татарского в нем ничего, по-моему, не осталось. Он, скорее, на викинга был похож. Глаза голубые-голубые…

– А откуда он взялся?

– О! Это была целая история…

– Да?

– У него была очень интересная судьба. И сложная. Он тоже родом откуда-то из Поволжья, из… Ой, господи! Памяти никакой. То ли из Самары… то ли из Саратова. Точно не помню. Он после гимназии поступил в университет, собирался изучать биологию. Или химию? Не помню… Но тут Гражданская началась, и он пошел на войну…

– За белых или за красных?

– За белых, за белых, конечно. Воевал, потом отступал на восток и… как рассказывала бабушка, собирался уйти вместе с чехословаками… в Европу.

– И почему не ушел?

– Заболел тифом. То ли Томске, то ли в Омске. Его там оставили, в больнице. А пока он болел, белые ушли, красные пришли… Так он и остался в России… Потом вернулся в Казань, хотел возобновить учебу, но это было трудно… Дворянин, в общем, социально чуждый элемент…

– И что было дальше?

– И вот тогда его подобрал прадедушка.

– В каком смысле подобрал? На улице, что ли?

– Почти…

– Вы играть собираетесь? – перебила нас Катя. – Выкладываю валетов и десятки.

– Ой! Что она творит! – всполошилась мама.