Эликсир для избранных

– На дондышке – не на дондышке, ты разливай, – сказал сторож. – А ежели шо, так мы еще сгоняем.

– А деньги? – покосился Митрич на сторожа.

– Не боись, – успокоил его Иван Палыч. – Деньги имеются.

– Откудова это у тебя, дядя, деньги? – недоверчиво спросил кочегар.

– Оттедова… Прохфессор дал!

– Какой еще прохфессор? – удивился Митрич.

– А такой…

Тут за окном раздался собачий лай, потом послышались рычание, шум борьбы и громкий визг.

– Вот черт! – выругался сторож, приподнимаясь со стула и выглядывая в окно. – Шо они там опять затеяли, окаянные?

Во дворе Утилизационного завода совершалась собачья свадьба. Вокруг течной суки – небольшой белой собачки с хвостом колечком – вилась стая возбужденных кобелей, которые теперь схватились в драке и клубком катались по двору. Вдруг от клубка этого отделилась черная псина и бросилась наутек. Одна из собак погналась за отступающим противником. Но в этот момент сторож высунулся из окна и заорал во всю глотку:

– А ну, пошли, бл…, на х…! Убью, суки!

И запустил в стаю валенком. Собаки бросились врассыпную, а черный пес, воспользовавшись суматохой, успел скрыться через дыру в заборе. На время восстановился порядок, и сторож снова уселся за стол.

– Вот сволочи! – сказал он в сердцах. – Покою от них нету!

– Да перебить их давно пора, – мрачно заметил Митрич. – Вызвать саночистку, и каюк! Все равно толку от них никакого нету.

– Толку нету, – согласился с ним сторож и отправил в рот кусок колбасы. – Хотя енто как посмотреть… Я те вот про прохфессора начал…

– И чего?

– А вот чего. Недели две назад заходит к нам на двор человек. Молодой. Вида строгого. Пальто хорошее. Прям ваше благородие… Смотрит на меня и говорит: «У вас тут собаки имеются?» Я ему отвечаю: «Так, мол, и так, собаки имеются, а в чем собственно дело, товарищ?» Он на меня зыркнул злобно так и говорит: «Я вам не товарищ, а собаки нужны для опытов». Я его натурально спрашиваю, для каких таких опытов. Он на меня опять зыркнул и говорит: «Не вашего ума дело». Но вы, говорит, милейший, внакладе не останетесь. И вынимает из кармана червонец! Ну, я шо? Я ничего. Повел его на сеновал Шарика показывать…

– Шарик это который?

– Ну, черный кобель такой, старый, облезлый, все возле ворот лежал…

– А-а-а… этот… понятно… И че?

– Осмотрел, значица, этот субъект Шарика, даже в пасть ему заглянул, и говорит: «Подходяще. Завтра мы к вам придем». А наутро и правда приходят. Двое. Молодой этот, а с ним постарше, лет сорока. Тоже старорежимный господин. Посмотрели они пса, поспрашали меня, шо да как? Кто хозяин? Скока годков собачке? Потом потолковали между собой. И этот, который постарше, видать, главный, говорит молодому – мол, забирай.

– Куда?

– В клинику.

– В какую это клинику?

– А я почем знаю? В клинику – значит, в клинику. Забирай, говорит.

– Ну?

– Ну, ну – баранки гну! Забрали, значит, нашего Шарика. Через неделю возвращают.

– И чего?

Сторож понизил голос.

– А того! Шарика-то нашего как подменили… Он же дохлый совсем был! Тявкнуть не мог. А тут вдруг стал жрать в две глотки зараза, бока округлились… Во!

Сторож показал руками, как округлились бока у Шарика.

– Шерсть лоснится. По двору носится. Лает на всех. А главное – за суками стал гоняться, б…, с кобелями драться… Я даже один раз полез посмотреть, не растут ли у него обратно зубы.

– Че же они с ним сделали-то, а?

– Да кто ж знает? В старое время сказали бы – нечистая сила, а теперь – наука! – Иван Палыч подмигнул кочегару. – Только когда молодой Шарика-то назад привез, сказал: «Вы за собакой присматривайте, примечайте, что и как, как ведет себя, как ест. А я, говорит, наведываться буду». И дает мне…

Тут сторож сделал выразительную паузу.

– …еще червонец!

– Ого! – с завистью посмотрел на него Митрич.

– Так шо могет быть польза от энтих брехалок, – заключил Иван Палыч и поднял стакан, на дне которого плескалась водка.

Собутыльники чокнулись и выпили до дна.

Казань, июль 1924 года

– Вам что было велено делать?

Бориса Кончака душила ярость. Сторож Утилизационного завода стоял перед ним навытяжку, раскрыв рот и выпучив глаза.

– Я вас спрашиваю, вам что было велено делать? – прошипел Кончак.

Иван Палыч похолодел. В 1918 году в Бузулуке белые едва не расстреляли его как подозрительного пролетария. Теперь он чувствовал примерно то же, что и тогда.

Кончак попытался взять себя в руки, это стоило ему немалых усилий.

– Вам было велено следить за состоянием собаки и сообщать обо всех происшествиях, – отчеканил он. – Что не понятно?

Сторож смотрел на Кончака как завороженный. Страх, похоже, полностью парализовал его.

– Что случилось? – спросил Борис ледяным голосом.

– З-з-за-а-грызли… – заикаясь, ответил сторож.

– Кто загрыз? Толком говорите! – прикрикнул на него Кончак.

– Д-д-д-другие кобеля… Он же, Шарик-то, за суками стал бегать, с кобелями грызться. А зубов-то нет!

Сторож немного воспрял духом. Выходило, что эти умники сами виноваты – вернули собаке способность покрывать сук, а зубы новые не вырастили.

– Он ходил все время покусанный, – сообщил сторож. – А тут такое дело… Разорвали они его!