Это было серьезное предложение. Павел Алексеевич давно уже задумывался над тем, чтобы покинуть Казань и выйти на новый, общероссийский, уровень. Как шутила Серафима Георгиевна, в последние годы он активно «гастролировал» по стране, посещал крупные университетские города, читал курсы лекций, участвовал в конференциях и съездах, завязывал новые знакомства и освежал старые. Несколько раз ему поступали лестные предложения о работе – в Киеве, Ростове-на-Дону, Эривани, но он неизменно отказывался, ссылаясь то на семейные обстоятельства, то на неподходящий климат. Но истинная причина отказов была в другом – Павел Алексеевич не видел смысла в том, чтобы менять одну научную провинцию на другую. Если уж переезжать, то в столицы… И тут письмо от Шемиота! Заблудовский еще раз мысленно похвалил себя за то, что не соблазнился приглашениями из других, менее важных городов. Идея переехать в Москву была очень заманчивой, она открывала совершенно новые перспективы. Заблудовский снова взял со стола письмо.
«…В настоящее время у нас в Союзе стали применять для опытов и лечения самые разные лизаты. Метод изготовления многих из них совершенно не известен, – писал Шемиот. – Некоторые лаборатории и отдельные исследователи, руководствуясь собственными соображениями, изготавливают свои модификации лизатов. В результате получается обилие препаратов, и обобщать их терапевтическое действие было бы, конечно, совершенно нерационально…»
О том, что идеи и методы его эксплуатируются сами разными, подчас довольно сомнительными личностями, было известно Заблудовскому. С одной стороны, такая популярность не могла не радовать его. Было очевидно, что лизатотерапия постепенно завоевывала себе место в медицинской практике. С другой стороны, Павел Алексеевич всерьез опасался, что изобретение его может быть скомпрометировано неумелыми адептами… «Да, было бы хорошо навести здесь какой-то порядок», – подумал профессор и вернулся к письму.
Посетовав на разброд и шатания, Евгений Шемиот высказывал идею: было бы хорошо, если б профессор Заблудовский «как автор и пионер этого дела» возглавил бы некий всесоюзный центр по изучению и производству лизатов, потому как перспективы, которые открывает перед страной – да что там – перед всем миром! – лизатотерапия, поистине грандиозны.
Конец письма Павел Алексеевич решил перечитать повнимательнее. Там Шемиот делал туманные намеки на то, что «всесоюзным центром по изучению лизатов» может стать вовсе не скромная лаборатория патофизиологии ИЭВ, которую предлагалось на первых порах возглавить Заблудовскому, что эта роль отводится какому-то иному учреждению, которое еще только предстоит создать. По словам Евгения Антоновича, в Москве очень серьезно обсуждалась идея «организации Всесоюзного института для всестороннего изучения человека». Институт этот должен был «разрешить важнейшие практические проблемы в области новых методов лечения и профилактики и внедрить полученные результаты экспериментальной работы в практику лечебных учреждений». Идею эту, по словам Шемиота, продвигал некий Лев Федоров…
Упоминание имени Федорова несколько насторожило Заблудовского. Он не был знаком с этим человеком лично, но кое-что слышал о нем от коллег. И отзывы эти не всегда были благоприятными. «Не большой ученый, но неплохой организатор», – говорил Заблудовскому о Федорове знакомый московский физиолог. «Пройдоха! – утверждал другой. – В начале 20-х приехал в Питер откуда-то из Сибири и сумел втереться в доверие к великому Павлову. Года четыре работал в его физиологической лаборатории в Институте экспериментальной медицины, а потом вдруг вознесся по административной линии – стал заместителем директора».