Ракель сидела у ложа пациента почти до заката. Когда он ненадолго просыпался, уговаривала его выпить бульона, холодного мятного напитка и горького апельсинового, давала ему каплю болеутоляющего и наблюдала, как он погружается в беспокойный сон. Она неустанно двигалась, ей было жарко, она потела, глаза слипались. Наконец села и дремала на неудобном стуле, пока не появился Юсуф.
— Как он? — прошептал мальчик.
— Спит, — ответила Ракель. — Если проснется, постарайся уговорить его выпить бульона и холодного питья.
— Ты поторапливайся, — сказал Юсуф. — Семья и гости собираются во дворе.
— Ты поел?
— Конечно, — ответил мальчик. — На кухне, перед приходом сюда.
— И наверняка всего самого лучшего, — сказала девушка и пошла к другой стороне дома, рассчитывая, что у нее еще есть время смыть пот и дорожную пыль, переодеться в чистое платье, немного отдохнуть и присоединиться к остальным за ужином.
Когда Ракель нашла комнату, отведенную ей с Бонафильей, невеста все еще была там, она лежала в сорочке на кровати, глядя в потолок.
— Бонафилья, все собираются во дворе, — сказала она как можно бодрее. — Вечер приятный. — Ответа с кровати не последовало. — Может, сможем погулять с кем-то из членов семьи, — добавила Ракель. — Нам нужно выйти. Будет интересно посмотреть город, тебе не кажется?
— Не хочу гулять с этой семьей, — ответила Бонафилья, наконец вынужденная заговорить. — Не хочу сталкиваться ни с кем из них.
— Что значит — сталкиваться? — раздраженно спросила Ракель. — Они не чудовища и не убийцы.
— Не могу, Ракель. Попросишь папу извинить меня? Скажи ему, я не хочу ужинать.
— Нет, Бонафилья, я этого не сделаю. Что подумает Давид, если ты откажешься спуститься?
— Пусть думает, что угодно, — сказала Бонафилья. — Меня это не волнует, — и заплакала снова.
— С чего это ты… — начала Ракель и не договорила.
— Ты спросила меня о чем-то? — произнесла Бонафилья, погруженная в свои горестные мысли. — Я плохо слышу тебя.
Хотя невысказанная часть вопроса была «ведешь себя как вызывающая раздражение дурочка?», Ракель сказала первое, что пришло в голову:
— Я только хотела спросить, похож ли Давид на брата. Если да, — добавила она, — то, должно быть, он приятный и красивый.
— Не знаю. Я его еще не видела. Я не могла обедать и оставалась здесь.
Ракель раздраженно вздохнула.
— Право, Бонафилья, я не понимаю, что ты хочешь причинить всем. Тебе надо спуститься. Ты не ела с завтрака и держишься очень нелюбезно по отношению к его семье. Ты должна, по крайней мере, познакомиться с Давидом. Ты не сможешь отказаться выйти за него замуж — если это у тебя на уме, — если не увидишь его и не поговоришь с ним. Для них это будет совершенно непонятно.
«И для меня», — добавила она мысленно.
— Но, Ракель, у меня нет выбора. Теперь я должна выйти за него, — прохныкала она.
— Что ты имеешь в виду?
— После того, что случилось… то есть… мы ехали издалека, а они занимались приготовлениями. Теперь я не могу отказаться. Я должна выходить за него.
— Не понимаю, почему не можешь, — сказала Ракель. — Это будет неловко и неприятно, но возможно. Но сперва тебе нужно познакомиться с ним.
— Если спущусь, обещаешь быть рядом со мной?
— Когда смогу, Бонафилья. Имей в виду, здесь лежит очень больной человек, и я помогаю папе ухаживать за ним.
— А я думала, куда ты делась. Хотела поговорить с тобой пораньше. Что с этим человеком? Да, и позови, пожалуйста, Эсфирь. Пусть поможет мне одеться.
Ужин был накрыт во дворе на длинном столе, застеленном вышитой скатертью и уставленном блюдами праздничной еды. Ракель взглянула на хозяйку и решила, что труд принимать стольких гостей с помощью всего нескольких служанок был для нее весьма нелегкой задачей. Руфь была бледной, понурой; Ракели стало жалко ее. Изможденного вида кухарка принесла последние блюда и кувшины вина с сомнительной помощью мальчика лет десяти и двенадцатилетней младшей служанки. Ракель спокойно подошла к хозяйке.
— Могу я чем-то помочь? — спросила она. — Нас так много, мы, должно быть, истощили ваши кухонные запасы.
Молодая женщина испуганно вздрогнула и покраснела.
— Я не привыкла к большому обществу, — сказала она. — Всегда жила довольно скромно. Но мне это нравится, — солгала она мужественно. — Все было бы отлично, особенно с вашей помощью в уходе за пациентом, только вот Ева, моя служанка, слегла. Жизнь осложняют неожиданности.
— Ваша служанка больна? И вам приходится заботиться обо всех нас. Жаль, я не знала раньше. Возьмите мою Лию. Знаете, она не дамская горничная — может делать все, даже помогать на кухне. Моя мать отправила ее со мной не для того, чтобы меня причесывать или штопать мои платья, она не хотела, чтобы я была без спутницы на обратном пути.
— Если она сообразительная, это очень поможет, — сказала сеньора Руфь. — Может она присмотреть вместо меня за младенцем?
— Конечно. Она присматривала за близнецами, моими братом и сестрой, с их рождения. Что до меня, нам с сеньорой Бонафильей хватит ее служанки, которая, по-моему, почти не занята.
— Сеньора Бонафилья кажется довольно робкой, — сказала Руфь.