Крик в коридоре третьего этажа стоял такой, что в учительской на втором этаже поговаривали, не пора ли прекратить это безобразие. «Лошади», малиновые от натуги, с выпученными глазами, не то чтобы вприпрыжку, а скорей вприхромку стремились к финишу мимо стоящих вдоль стен и голосящих зрителей. Уже на середине дистанции Янтарь стал заметно отставать, но Шайтан с Алмазом шли ноздря в ноздрю.
– Шайтан, жми! Алмаз, Алмаз, наддай! Лёшка, давай! – вопили болельщики.
И вот когда до финиша оставались какие-нибудь пять метров, Шайтану преградила путь высокая фигура редактора общешкольной стенгазеты. Лицо у редактора было недоброе.
– А ну-ка стой! – сказал он резко.
Болельщики зароптали:
– Ну чего мешаешь! Не мог подождать три секунды!
Но Шайтан и его «жокей» сразу поняли, что к чему. Лёша остановился, Родя спрыгнул с него.
– Где твоя статья? Давай её сюда! – сурово приказал редактор.
– Сейчас, – отозвался Родя и подошёл к подоконнику, на котором лежал его портфель.
Увидев редактора, Веня сам спрыгнул со своего «коня», и они вместе с Валеркой приблизились к Трубкину. Пока Родя копался в портфеле, к редактору подошла Круглая Отличница и ещё человек восемь ребят, так что Лёва оказался в кольце «этой мелочи», как он мысленно именовал пятиклассников.
Зоя стояла в стороне. Она делала вид, что разглядывает носок красной туфельки на правой ноге, и лишь изредка подымала ресницы, чтобы взглянуть на Трубкина, который её не замечал.
Родя подошёл к редактору со своей статьёй и отдал её, сказав:
– Вот! Пожалуйста!
Редактор взял статью, не глядя на её автора, и стал расстегивать свой портфель. Пальцы его почему-то соскальзывали с замка, и он долго не мог его открыть.
– Значит, всё-таки решил поместить? – осторожно спросил Веня.
– Да. Решил, – отрывисто сказал Трубкин.
– Ты что, поговорил с кем-нибудь? – спросил Павлов.
– А тебе что за дело? – сердито отозвался редактор.
– Да так… Я ведь тоже интересуюсь…
– А зачем мне было с кем-то говорить? Я обдумал и пришёл к выводу, что статья по существу дельная, только её надо немного поправить. – Тут редактор впервые взглянул на Родю, и, как показалось некоторым, взглянул с ненавистью. – Только ты имей в виду: я вычеркну все эти твои «увы», все эти твои «в наш грандиозный век». Понятно тебе?
– Понятно. Пожалуйста! – тихо ответил Родя. Редактор ушёл, а Павлов посмотрел на Зою:
– Так ты что, говорила с ним или не говорила?
– Говорила, – коротко ответила Зоя, продолжая разглядывать туфельку.
– А почему же он сказал, что сам передумал?
Зоя пожала плечами:
– Откуда я знаю!.. Может… из самолюбия.
– А что ты ему сказала?
Зоя снова пожала плечами.
– Н-ну… это долго рассказывать, – лениво ответила она и тихо удалилась, держа портфель за спиной.
Ребята не знали, верить Зое или нет. Во всяком случае, они теперь поглядывали ей вслед без прежних усмешечек, и Зоя отметила это. И ещё она отметила весьма интересное для неё обстоятельство: бабушка не решилась признаться Зое, что просто выполнила приказание внучки. Бабушка ведь сказала, что она «так и быть, пожалела» Зою. Не решился и Трубкин признаться в том, что он послушался какой-то пятиклашки. Что ж! Если все, к кому Зоя обратится с приказаниями, станут и дальше вести себя так, это будет неплохо: люди не скоро догадаются, что Зоя обладает какой-то удивительной силой и что при встрече с ней не мешает затыкать себе уши.
А Трубкин весь последний урок просидел злой-презлой. Не слушая преподавательницу английского языка, он правил Родину статью, вычёркивая из неё слишком уж пышные фразы. К концу урока учительница подошла к нему и сказала по-английски:
– Трубкин, повторите, пожалуйста, что я сейчас говорила.
Трубкин встал, но повторить не смог и скоро увидел, как преподавательница сделала какую-то пометку в журнале.
Когда уроки кончились, редактора встретил в коридоре его младший брат, шестиклассник Боря.
– Лёв, ты домой? – спросил он.
Трубкин очень бы хотел оказаться сейчас дома, но ему ещё надо было пойти к замдиректора по воспитательной части Надежде Сергеевне, показать ей статью, и не только показать, но ещё и убедить её, что в статье высказываются действительно ценные мысли.
– Я задержусь. У меня дела тут, – отрывисто сказал он брату и вдруг спросил: – Слушай! Кто такой этот Родька Маршев из пятого «Б»? Ты его знаешь?
– Ну, немножко знаю. Человек как человек.
Глядя в сторону, редактор процедил сквозь зубы:
– Вот кому бы я с удовольствием шею намылил или уши надрал.
– Бу сделано! – с готовностью ответил Боря, который очень любил такого рода занятия. – Я на это Сёмку Калашникова мобилизую.
Лёвин братец направился к выходу. Трубкин хотел было крикнуть Боре, что он не просил его расправляться с Маршевым, что это он просто так сказал, но редактор представил себе, как автору этой проклятой статьи действительно «мылят шею», и у него сделалось так сладко на душе, что он промолчал.
Все уроки в школе кончились, и учительская была полна педагогов. Лишь немногие из них сидели, а остальные разговаривали стоя, так что Лёва не сразу отыскал глазами маленькую Надежду Сергеевну.