Эликсир равновесия

Впервые за тысячелетия в Черном Мире Небиросе качнулись чаши весов. И как только они качнулись, он перестал быть Черным.

И после секундного затишья кто-то опустил руку для удара, а кто-то не смог. И кто-то нажал на курок, а кто-то бросил оружие на землю. Они начали выбирать. Они будут выбирать и дальше, и кто знает, к чему их этот выбор приведет через пару тысячелетий, может, к исходному варианту. Но тут уж дело не наше. Для нас самих то, что мы тут натворили, тайна больше, чем наполовину.

Я плакала. Щит, который держали над нами Великие Дружинники, пропал, стенки «котла» истончились и исчезли, и теперь на нас с приоткрытыми ртами пялилось огромное количество народа бывшего Небироса, но я не стеснялась. Я хотела, чтобы тот, кто стоит напротив, видел эти слезы и правильно понял. Только что, когда нас всех соединило, я прочла в его сердце все, что он никогда мне не скажет – и это был мой ответ. А у него все еще светились глаза – не магическим светом, более чистым и честным. Видно, он тоже что-то такое прочитал, ну, как же, катализатор…

Остальных я пока еще не замечала, но они были здесь же, стояли, оглядывались по сторонам. И арки, бесконечные, бессчетные – все начали таять, уходить куда-то, сливаться с воздухом этого нового теперь мира.

Все, кроме одной. Эта одна вдруг расширилась, как бы впитав в себя мощь остальных – и приблизилась вплотную. Символы на ней пылали ярко как никогда.

Никто из нас не сделал ни единого шага. За нас всех его сделала она.

Глава 20. Послевкусие

Кажется, была какая-то вспышка. Не солнце, а что-то другое. Сверкнуло что-то пугающим и как бы металлическим блеском. Но Веслав все не размыкал пальцев, и я не просто не испугалась, а не обратила внимания…

Под ногами – странная, неровная поверхность. Над головой какое-то непривычное и привычное одновременно низкое небо. И еще что-то огромное слева уходит вверх, и какое-то здание неподалеку…

– Exedi monumentum[1]… - выдохнул Веслав.

Это была Дворцовая площадь.

Пустая, как бы ни было странно вообразить себе такое. Будто что-то разогнало неизменных туристов. Был ранний час, и солнце только-только встало, и теперь играло вовсю на позолоченной вершине Александрийского столпа. А площадь была совершенно пустынной, так что никто не мог видеть нас – в неуместных одеждах и с неуместными выражениями лиц.

Веслав наконец разжал пальцы и отпустил меня. Света больше не было на его лице, он впитался и ушел куда-то вглубь. Алхимик печально улыбнулся, когда я подняла к глазам свою ладонь и недоверчиво ей повертела. Ладонь была на положенном месте, но что же у меня такое странное чувство, будто руки у меня до сих пор сцеплены?

А потом мы вспомнили отчаянный голос Тано и обернулись вместе с остальными. Мы смотрели на Великую Дружину, которая сыграла роль наших защитников, и с ужасом осознавали, что то сверкание, которое мы видели… так вот, почему Тано держит руку на поясе…

Великие перемены равновесия в одном из миров никогда не проходят без жертвы. Чтобы склонить весы, кто-то должен отдать жизнь.

Время растянулось, как если бы Хайя непроизвольно замедлила его бег. Пять лиц плыли у нас перед глазами: сам Тано – горько-виноватое, Ыгх, Джипс, Милия…

У них перед глазами. У них. Я же с самого начала смотрела только на одного человека. Я с самого начала знала, что так оно и будет.

А может, я просто заметила, что глаза Тео Джипса за стеклами очков уже не видят, а мягкая и немного удивленная улыбка уже начала застывать на губах?

Упасть он так и не успел. Виола рванулась вперед молнией и подхватила своего ученика за плечи у самой земли. Но тут же опустила его на камни Дворцовой, как будто в руках у нее не стало силы, и сама нагнулась над ним с крайне удивленным выражением лица. Поправила съехавшие очки. Удивленно потрогала приоткрытые губы, с которых за миг до этого сорвался последний вздох. Оглянулась на нас. Потом на Тано. Потом опять…

А потом она поняла. И – нет, не заплакала, потому что давно забыла, как это делается. И не онемела, как я тогда, на крыше – она закричала, срывая горло, до хрипоты – в пустоту неба, в пространство площади, и три голоса слышались в ее крике, словно кричали все ее сущности.

Когда воздух в легких закончился, она вцепилась в его джемпер, нагнулась ближе – и через секунду я поняла, что в Небиросе-то – это были только цветочки. Самое страшное, что я когда-либо видела в своей жизни – вот же оно, далеко ходить не надо.

Она даже и не кричала больше – нет, она думала, но мы слышали ее непроизвольно, у себя в мыслях, и заблокироваться от такого не смог бы даже Веслав, если бы он не потерял силу четверть часа назад.