Эликсир жизни

Так вот, у нас с Улей всё было прекрасно. Слишком. Мы с ней встречались дважды в неделю: один раз в Москве, один в Биогавани. Каждый раз, когда собирались к ней домой, Уля предупреждала: «В холодильнике пусто». Мы шли в магазин, и я покупал что-нибудь. В столице мы ходили в кафе, музеи, театры, а в Биогавани – по грибы, на рыбалку и на утиную охоту. В остальные дни – переписывались. Каждый раз Уля начинала сообщение с одного слова «Привет!». У нее была привычка не обращаться по имени. В первых письмах она не гнушалась черным юморком, но вскоре стиль стал серьезным. Я сначала иронизировал напропалую, но когда основательно в Улю втрескался, то тоже посерьезнел. И поглупел до полной потери логического мышления. Несколько месяцев прошли безоблачно. Но иногда возникало ощущение, что всё слишком хорошо, невероятно хорошо. Я очень боялся какого-нибудь «вдруг», ибо был влюблен и счастлив.

Помню, как мы сидели с Улей в восточном кафе «Шиш-бишь», то бишь в ресторанчике с острой бакинской кухней. Во рту разгорался пожар. Когда начинало сводить скулы, я задерживал дыхание и набирал полный рот остывшего чая. Потом начинал разжигать пожар снова. В перерывах между пожарами и их тушением развлекал Улю афоризмами и анекдотами. К примеру. Встречаются два склеротика. Один говорит: «Привет, Вася!». Другой: «Ты кто такой?». Первый: «Не помню. А ты кто такой?». Наградой мне был Улин смех. Многим людям смех позволяет стать счастливыми в отсутствие счастья. Не знаю, была ли счастлива Уля. Она почти никогда не улыбалась. Смеялась своеобразно: только горлом, без улыбки на губах, причем, это было не «ха-ха-ха» или «хи-хи-хи», а «буль-буль-буль». Каждая смешинка по очереди выбулькивала изо рта. Почему-то это бульканье казалось жутко знакомым, но я никак не мог вспомнить («де жа вю»?). Уля посмеивалась и понемногу рассказывала мне что-нибудь. Например, про свою подругу-красавицу: «У нее было мужиков – не счесть. Для нее переспать с кем-нибудь – всё равно что выпить чашечку крепкого кофе». «А для тебя – всё равно что крепко поужинать?», – не удержался я от вопроса, но ответа не дождался.

Как-то Уля спросила: «Ты никогда не хотел стать богатым?». Я ответствовал решительно: «Никогда! Конечно, я работаю за деньги. Но не за ради денег. Любой человек может, если захочет, стать богатым; но не у каждого хватает разума не стремиться к этому. Не секрет, что умные живут с деньгами, мудрые – без, а дураки – для». Она не согласилась: «Если перед тобой стоит дилемма: стать богатым или мудрым, выбирай богатство; такое решение докажет твою мудрость. Деньги дают свободу: можно купить что хочешь или поехать куда желаешь. Деньги это если и зло, то такое, на которое можно купить много добра». Я заметил: «Деньги могут всё, или почти всё, точнее – очень многое, по крайней мере – кое-что, во всяком случае – хотя бы что-то иногда; на самом же деле – почти ничего и никогда. Деньги порабощают. Нет денег – нищета, есть деньги – суета». Уля продолжила тему: «На зарабатывание крупных денег уходят дни и годы». – Я подхватил: «А жить когда? Доходы и расходы – вот на что тратит человек свою бесценную жизнь. Причем, сначала возникает проблема: откуда взять деньги? Затем – куда деньги девать?». Уля поинтересовалась: «А тебе не надоело ходить в потертых джинсах?». «С первой Нобелевской премии куплю себе костюм», – отшутился я.

Однажды мы пошли в Третьяковку. В галерее Уля начала, рассматривая картины, блуждать по залам между стенами. Я взял ее за руку и потянул за собой: «В музее нужно проводить осмотр, идя по одной стороне, например, вдоль левой стены. Это как в лабиринте. Тогда не будешь плутать и выберешься из любых запутанных коридоров. Тот же принцип нужно использовать на выставках и супермаркетах. Тут в музее мы должны посмотреть всё. Ты не против?». Она показала пальцем на свои туфли с высокими каблуками: «Буду ходить, пока не сломаются». Когда подошли к картине Крамского «Христос в пустыне», Уля отметила: «Классная вещь!». Я кивнул: «Это одна из моих любимых картин». Она усмехнулась: «Я уже заметила, что тебе нравится картины похожие на фотографии и фотографии похожие на картины. А как ты относишься к абстракционизму?». Я изрек: «Сдержанно. „Христос в пустыне“ это искусство, а „Черный квадрат“ Малевича не искусство а поступок». Тут Уля сказала: «Что-то я от нашей культурно-массовой программы притомилась. Пошли домой».

Черная пятница