Эликсир жизни

Мой приятель Андрей Дрынов заинтересовался: «Слушай, Кеша, а где ты такую потрясную деваху отхватил?». – «Ну, какая разница…», – смутился я. «Ладно, не темни, давай колись! Может, там еще одна найдется, для меня?», – пошутил Андрюха. «А ты не будешь смеяться?», – с опаской спросил я. «Нет, не буду. С чего бы это я стал смеяться?», – заверил он. «Ладно, так и быть. Я познакомился с ней через сайт знакомств в Интер…». Не успел я договорить, как Андрюха грохнул от смеха. «Бу-га-га! Ха-ха-ха!», – хохотал он, согнувшись пополам, давясь восторгом и похлопывая себя по ляжкам. Я немного обиделся: «Да, познакомились мы не в лучшем месте, но зачем же так ржать?». Дрынов, продолжая смеяться, заметил: «Ты, Кеша, молоток: хотя начал седеть, но интерес к жизни не потерял». Я грустно кивнул: «Да, сначала начала седеть борода (приходится временами бриться), а теперь вот – на висках». Андрей решил меня ободрить: «Старит не седина, а бессилие. Появилась седина? Не огорчайся: с годами станешь лысым. А вот если начнет седеть лобок, тогда всё, кердык».

В реальной жизни Ульяна не была красавицей, но в ней был некий шарм. Когда надевала очки, то смахивала на Гарри Поттера. В туфлях на каблуках и с выпрямленной спиной казалась высокой и статной. Но обычно сильно сутулилась. Длинные, до плеч, черные волосы скрадывали этот недостаток. Без туфель смотрелась мелкой. Когда снимала очки, то выглядела старше, близоруко щурилась и держалась неуверенно. Ее лицо было очень подвижно. Глаза были то как серые льдинки, то как светло-голубые озера. Иногда они казались теплыми и лучистыми, а иногда холодными и настороженными. Носик выглядел то изящным, то изломанным. Губы то вытягивались в строгую полоску, то нежно раскрывались, как лепестки розы. Зубки то торчали, как у мышки, то смотрелись рекламой пасты «блендамед». Овал лица то казался круглым и нежным, то становился замкнуто-треугольным, жестким. Цвет кожи менялся от молочно-розового до бледно-зеленого. У нее были широкие бедра, узкая талия и маленькая грудь; эти параметры не менялись. Кстати, почему-то у большой умницы большая грудь – большая редкость.

В интеллектуальном отношении Ульяна была неординарна. Здравый смысл и логика плюс парадоксальность мышления в сочетании с черным юмором были столь выражены, что не каждый мужчина мог бы с ней тягаться. Ее краткие комментарии частенько бывали двусмысленны. Иногда мне казалось, что у нее в голове полочки, полочки, полочки, а по полочкам мышки прыгают. Форма выражения мыслей была мягкая, женственная, но твердая по сути и краткая. У Ульяны было одно неоценимое для женщины качество: молчаливость. Каждый мужчина мечтает встретить такую женщину, которая будет говорить только тогда, когда он захочет послушать «последние известия». В ее присутствии я трепался до изнеможения. «Болтливый мужчина подобен гремящему мусорному ведру», – надсмехалась надо мной она. «Молчаливая женщина подобна притаившейся гремучей змее», – шутливо парировал я.

Уля была обязательна в отношении важных вещей, например, касательно работы. И никогда не опаздывала на свидания. В быту была слегка странной и рассеянной. Могла забыть сумку в метро или заплатить в магазине за товар, а уйти без него, действуя по принципу: покупатель платит не за товар, а за реализацию своей мечты.

Вскоре мы отправились в театр. Вообще поход в театр это некий обязательный предпостельный ритуал, с которым каждый мужчина волей-неволей должен смириться. Чаще всего в театры водят женщин те мужчины, которые не способны развлечь их самостоятельно. Я вроде бы неплохо развлекал Улю и без театра, но в рамках ритуала хотелось доставить ей максимальное эстетическое удовольствие. Мне удалось достать билеты на «Мужской урод в единственном числе». Эта пьеса была абсолютным хитом, причем уже не первый сезон. Гремела на всю столицу. Мы с Ульяной предвкушали зрелище. Зал был забит до отказа. Люди пришли в театр, чтобы увидеть настоящую жизнь. Суть пьесы сводилась к тому, что приехавший во Францию американский полковник на самом деле когда-то жил в Париже и был женщиной. И вот этот престарелый трансвестит начинает искать в Париже своего выросшего сынулю, попутно пытаясь пуститься во все тяжкие, но без особого успеха. Похотливый старец подобен лопнувшей диванной пружине. А сынуля и другие персонажи тоже сплошь гуляки, геи и лесбиянки. И всё это сальное действо сопровождалось репризами вроде: «Как много девушек хороших, а нас ведь больше – голубых!»; «Пока мужик с балкона па-а-а-а-дает, о семи бабах подумает»; «Женщина? Жалкая пародия секс-шопа».