Эликсир жизни

Чем длительней говорильня, тем сильнее чувство, что всё уже сделано. Но чем дольше он говорил, тем больше я ощущал какую-то неудовлетворенность. Когда наступило финальное крещендо, я начал осознавать причину беспокойства: за все два часа доцент не показал ни одного графика, ни одной таблицы, ни одного результата. Но вот, в самом конце, когда все затаили дыхание, крещендо достигло высшей точки, он показал два слайда. На первом была его собственная улыбающаяся физиономия. На втором был показан результат одного эксперимента, из которого следовало, что живые клетки способны поглощать свет и люминесцировать – излучать свет. Зал разразился шквалом аплодисментов. Шквал быстро перешел в овации. Кто-то, не удержавшись, крикнул «браво!» На него зашикали: все-таки подразумевалось, что мы не в театре.

Расходились все небольшими группами, возбужденные и радостные, как после хорошего пикника. Но я так и не врубился: с чего радость-то? То, что живые клетки могут поглощать свет, так это было известно давным-давно, когда докладчик еще не появился на белый свет. Простейший пример – зеленый лист, в котором солнечный свет преобразуется в энергию химических веществ. То, что излучают свет все, кому не лень (светлячки, медузы и др.), это тоже было установлено наукой задолго до доцента. От любого живого организма есть свечение, только очень слабое, не видимое глазом. Физический механизм люминесценции тоже известен. Жаль, что ни доцент, ни его слушатели ничего этого не знали.

Ультиматум

На основании полученных данных я подготовил две статьи для публикации. В конце каждой статьи выразил благодарность П.Г.Мыранову за поддержку. Перед тем, как отправить статьи в журнал, дал их шефу почитать. Назавтра он вызвал меня и, пристально глядя мне в переносицу, пробормотал: «В нашей лаборатории есть традиция: молодежь сама от себя статьи в журналы не посылает». – «Почему?» – «Потому что нет имени. Кто-то из известных ученых должен быть соавтором». – «По-моему, таких правил в науке нет. Ведь статью отправляют на рецензию специалистам; их положительные отзывы достаточны для публикации». – «А Вы уверены, что сумеете получить такие отзывы? У меня ведь в редакции журнала „Биофизик“ есть свои люди…», – грубо намекнул Мыранов. Я прямолинейно возмутился: «Разве это правильно, если в соавторах будет тот, кто не вложил в работу реального труда?». – «Викентий, Вы еще слишком молоды, чтобы судить о таких вещах. Короче, я запрещаю Вам посылать статьи в журнал. И буду вынужден предупредить руководство Института, чтобы Вам не подписывали акты экспертизы. Кроме того, на сколько я в курсе, Вы сейчас ожидаете квартирку в доме аспирантов. Так вот: ее не будет, пока Вы не примете правильного решения». Это был ультиматум. Ультиматум бездушного нахального чиновника. Чиновник не умеет ничего, но может всё.

Я безуспешно пытался отправить свои статьи в печать. В Институте не подписали акты, мотивируя отказ тем, что результаты не апробированы на семинаре (хотя обычно акты составляются формально). Я пошел к Кондрашкиной с просьбой провести семинар. После долгих проволочек семинар был, наконец, назначен. Мыранов на него не пришел. Зато явился доктор биологических наук А.Э.Биркштейн, из другой лаборатории. Оказалось, что Кондрашкина пригласила его в качестве эксперта.

Для доклада мне дали 15 минут. Я изложил суть проблемы, показал данные, сделал выводы. Коллеги стали спрашивать. Поскольку все они были биохимики, то многие вещи приходилось объяснять с нуля, буквально из курса общей физики. Кондрашкина задала парочку вопросов и, не дожидаясь ответов, недовольным тоном заявила: «Это всё какая-то ерунда», после чего предоставила слово эксперту.

Биркштейн разбил меня в пух и прах. Надо сказать, что из всех присутствующих он единственный был в теме не совсем профан. Его работы по белковой люминесценции, выполненные в 60-е годы совместно с Юрьевым, в СССР были пионерскими, хотя отставали от Запада. С годами наука ушла вперед, а старый Биркштейн топтался на месте, пытаясь кормиться на былой славе. Но слава его улетучилась. Слава подобна воздушному шару: вверх, ввысь, за облака… б-бум-м! Кто стар, а славы не обрел, тот вроде никогда и не рождался. Бедняга Биркштейн очень мучался этой мыслью. Страдал манией величия и комплексом гения. Держался солидным мэтром. Смотрелся монументально. У него был прекрасно поставленный бархатный голос. Всегда выступал бескомпромиссно и красиво. Проблема была только в том, что аргументы зачастую были поверхностны. Биркштейн плохо знал физику, хотя работал в той области биофизики, которая скорее относится к физике, чем к биологии.

Я начал было дискутировать с Биркштейном, но он был настолько уверен в своей правоте, что даже не снизошел до каких-либо разъяснений. Кондрашкина с удовлетворением резюмировала: «Столь сомнительную работу Никишина наш семинар рекомендовать для публикации не может».