Эликсир жизни

«Кто обижается на шутку, тот по уму похож на утку», – подумал я. Женщина подобна музыкальному инструменту: настроить трудно, расстроить легко. Беседовать со вспыльчивой женщиной – то же самое, что ворошить пчелиный улей. С другой стороны, хотя у пчелы ядовитое жало, но пчела дает мед (трутень не имеет жала, но и меда от него не дождешься). Инга была типичная пчелка. Я понял, что с ней нужно быть поаккуратней в словах. И захотел как-нибудь загладить свою вину. Вышел из зала аэропорта и, рискуя попасть в кутузку, сорвал у входа несколько цветочков с клумбы. Вернувшись, вручил букетик Инге. Она бросила его в мусорную корзину. Я был уничтожен. И понял, что не случайно Инга на биофаке МГУ была старостой курса и носила кличку Железный Феликс.

Женщина смахивает на птичку, когда знакомится, и на танк, когда уже знакома. Инга мне разонравилась. В самолете мы сидели молча. Она глядела в иллюминатор. Я пялился на стюардессочку, которая зачем-то долго талдычила пассажирам об аварийном запасном выходе. Глупая! Куда ж мы выйдем-то без парашютов!?

Когда прилетели в Москву, Инга вдруг приветливо заговорила со мной, как будто ничего не случилось. Оказалось, что ее никто не встречает и нужно помочь с неподъемным чемоданом. Я допер чемодан до автобуса, потом до метро, снова до автобуса, потом до дома на Ленинском проспекте, донес до квартиры, сухо распрощался и уехал, не взяв у Инги ни телефона, ни адреса. Вскоре я позабыл о ней. Но она не забыла меня.

Инга приезжает в Биогавань

Сколько бы вы ни дарили женщине цветов, ни уверяли в своих чувствах, ни прыгали с моста… ничто это не окажет никогда такого мощного эффекта как одно лишь магическое слово: «замуж». После Баку прошло две недели. И на пороге моей квартиры неожиданно появилась Инга (кстати, только неожиданные события составляют жизнь). Под мышкой у Инги было зажато огромные бакинское блюдо. «Вот, ты забыл у меня. Это твое», – заявила она, протягивая блюдо. «Да нет. Хотя мы покупали его вместе, но оставили тебе. Мне оно ни к чему». Инга упорно хотела, чтобы я взял блюдо. Я отнекивался, но понимал, что сопротивляться бесполезно. В это время подошла моя мать. Она восхитилась и блюдом, и той, которая его привезла. «Вы кто?», – спросила мать. «Человек», – с достоинством ответила Инга. «Ну, человек, заходи и давай вместе будем пить чай!», – пригласила мать. За чаем женщины разговорились и уже не обращали на меня внимания. Я вышел, оделся и незаметно ушел в Институт.

Каждая женщина в душе – актриса, причем, играет она для себя самой с не меньшим упоением, чем для окружающих. Вернувшись вечером, я с удивлением застал двух подруг – молодую и молодящуюся. Они обе по натуре были склонны к блефу. Каждая превосходно играла свою роль и обе были в восторге друг от друга. Вообще, как известно, восторженность может проистекать от молодости, от избытка чувств, от трезвого расчета.

Инга произвела на матушку самое лучшее впечатление, а та с энтузиазмом продемонстрировала ей мои детские фотки и умудрилась вспомнить, как непросто дались ей роды. Гордилась тем, что рожала после тридцати и что мучилась три дня и три ночи, и что весь цвет города принимал участие в ее судьбе. Почти каждая женщина воспринимает свои роды как чудесное событие, рассказ о котором должен всех изумлять.

Вечерело (прошу прощения за книжный штамп, но короче и лучше не скажешь). Оказалось, что Инга прибыла в Биогавань, переправившись с противоположного берега на попутной лодке, и теперь ей надо вернуться обратно к родителям, снимающим дачу в деревне на том берегу. «Куда же ты поедешь на ночь глядя, Ингочка!? Оставайся. Место есть. Мы освободим Кешину комнату», – предложила мать. Инга охотно согласилась. В итоге она осталась на целую неделю, поскольку нашелся благовидный предлог: в Биогавани началась конференция по биомембранам.