Эликсир жизни

Она отмахнулась от этих слов.- Я не уверена в этом. Прежняя Джакинт не могла бы заинтересоваться тобой. Причина всему - дело Варлока-Мандевиля.

- Даже если это и так, почему я должен был убивать тебя?

- Когда я увидела тебя в Карневале, еще не прошло семь лет. Ты боялся, что я передам тебя убийцам?

- Предположим, что это так. Ты сообщила бы обо мне убийцам?

- Обязательно. Ты повинен в ужасном преступлении и повторил его в Карневале.

- Ты очень странная. Чтение мыслей доказало, что я ничего не знаю, а ты не хочешь поверить в это.

- Я не дурочка, Гэвин Вэйлок.

- Даже если я виновен… а я никогда этого не признаю… в чем состав преступления? Ни ты, ни Абель не испытали ничего, кроме маленького неудобства.

- Преступление,- мягко сказала Джакинт,- состоит в твоей готовности отобрать чужую жизнь.

Вэйлок беспокойно осмотрелся. Мужчины, женщины… они разговаривали, смеялись, рассматривали экспонаты… Его беседа с Джакинт казалась чем-то нереальным.

- Сейчас вряд ли подходящее время спорить об этом,- сказал он.- Однако я должен сказать, что, если лишение жизни - преступление, то преступники все, кроме гларков.

Джакинт прошептала в притворном ужасе:

- Расскажи, в чем заключается мое преступление. Вэйлок кивнул.- Один амарант на две тысячи человек,

такова разрешенная пропорция. Когда ты стала амарантом, информацию об этом ввели в Актуриан. Две тысячи черных автомобилей выехали по приказу Актуриана. Две тысячи дверей отворились, две тысячи несчастных покинули свои дома, поднялись на три ступеньки, две тысячи…

Голос Джакинт зазвучал как расстроенная скрипка:

- Но я тут ни при чем…

- Да,- ответил Вэйлок.- Это борьба за существование, вечная борьба, но самая жестокая и безжалостная за всю историю человечества. И ты сочиняешь фальшивые теории, обманываешь себя, ослепляешь… Если бы ты честно смотрела в лицо действительности, в паллиатории было бы меньше пациентов.

- Браво! - воскликнул канцлер Имсиш, подошедший сзади. Неортодоксальный взгляд на вещи, высказанный с большой искренностью.

Вэйлок поклонился.- Благодарю.- Он поклонился Джакинт и пошел через толпу.

Вэйлок сел в тихом углу. Значит, Джакинт заманила его сюда, чтобы установить его личность. Если не с помощью Абеля Мандевиля, то по телевекторным диаграммам, которые, по требованию Анастазии, достал ее поклонник.

Вэйлок достал пленки, стал рассматривать их. Телевекторные диаграммы Гэвина Вэйлока и Грэйвена Варлока совпадали полностью. Вэйлок улыбнулся и разорвал их. На диаграмме Анастазии изображение было расплывчатым. Как будто два изображения наложились одно на другое. Даже красный крест - знак совмещения - и тот был двойным. Один четкий и яркий, другой бледный и расплывчатый. Почему же такая нечеткость, двойное изображение? Вряд ли это неполадки в машине. Впечатление такое, как будто наложились диаграммы двух человек. Но это же невозможно. Альфа-диаграммы каждого мозга уникальны…

И вдруг у Вэйлока вспыхнула мысль, с первого взгляда абсурдная, но… Но если это так…

Возбуждение охватило его. В его мозгу созрел подробный план действий.

Но вот звуки труб разорвали течение его мыслей. Голоса затихли, свет стал меркнуть.

Часть стены отошла в сторону и открыла сцену с черным занавесом. На сцене появился молодой человек.

- Друзья искусства! Перед нами согласилась выступить самая замечательная актриса. Я, конечно, имею в виду несравненную Анастазию де Фанкур. Она поведет нас за кулисы кажущегося и скинет вуаль с действительности. Выступление будет коротким и она просила меня извиниться за некоторую схематичность представления. Но я не хочу этого делать. Помогать Анастазии будет музыкант-любитель, иными словами - я.

Он поклонился и исчез. В холле стало темно.

Черный занавес задрожал. Вспыхнул свет прожектора, но на сцене никто не появился.

Потом из мрака вышла хрупкая белая фигурка в костюме Пьеро. Казалось, она вся трепещет в ярком свете. Она нерешительно подошла к занавесу и как бы в нерешительности отогнула его. Что-то большое, черное прыгнуло на нее. Девушка бросила занавес, отскочила, пошла со сцены. Луч света преследовал ее. Она повернулась к зрителям. Лицо ее было белое, как снег. На нем четко выделялись черные губы. Волосы едва прикрывала белая шапочка с черным помпоном. На ней был свободный белый балахон с черными помпонами на месте пуговиц. Черные большие глаза, брови, выгнутые так, что придавали лицу изумленное выражение,- наполовину клоун, наполовину привидение.

Она отошла к самому краю сцены и смотрела на занавес, который, дрожа, отошел в сторону.

Так началась пантомима, которая длилась 15 минут. Она состояла из трех эпизодов, в каждом из которых утверждалась победа сердца над разумом, фантазии над реальностью. Каждый эпизод был обезоруживающе прост, но эту простоту было трудно увидеть за дьявольским очарованием мима, ее скорбно опущенными углами черного рта, ее большими, как чернильные озера, глазами. Каждый эпизод сопровождался музыкой и ритмический рисунок начинался с простейшего, постепенно усложняясь, переходя в сложные построения, имеющие глубокий философский смысл.