Эликсир жизни. Пять лет теософии

Они отперли дверь, вошли в этот большой заброшенный дом, и с помощью тусклого фонаря, которым они запаслись заранее, без труда нашли путь в кабинет покойного барона. Это была любопытная комната, выдающаяся в сад с одной стороны дома, как иногда делают биллиардные, что наводило на мысль, что она была пристроена позже и не входила в первоначальный проект. Она была длинная и узкая, с многочисленными створчатыми окнами с каждой из сторон по длине, открывавшимися до самого пола; тогда как каждый из концов комнаты был почти полностью занят гигантскими зеркалами, трюмо. Это производило примечательный эффект: если смотреть вдоль комнаты, получалась иллюзия, будто она продолжается в обоих направлениях до бесконечности, и всё в ней находящееся повторялось снова и снова в бесконечной перспективе. Там было множество разнообразной мебели, а в каждом из четырёх углов стояли рыцарские латы, так, как будто в них кто-то был. В центре стоял большой и снабжённый всем необходимым письменный стол, перед которым стояло кресло барона – то самое, в котором он совершил самоубийство.

Наши друзья упросили старика, чтобы он заранее приготовил для них лампу, и скоро они её зажгли. Однако комната была такая большая, что для уютного её освещения потребовалось бы двадцать таких ламп, так что отдалённые углы её оставались во мраке, навевая соответствующие мысли. Бесконечное отражение света в огромных зеркалах давало жутковатый эффект. Там стоял густой затхлый запах, всегда сопровождающий комнаты, которые стояли долго закрытыми, и Анри уже стал остро ощущать чувство дискомфорта и тоски по удобной, прозаичной гостиничной комнате XIX века.

К тому же он ощущал всё большую слабость; он чувствовал то, что, должно быть, чувствует муха, когда паук высасывает всю её кровь, оставляя одну пустую оболочку. Ясно, что признавать этого не хотелось, так что он пытался скрыть свои сомнения лёгким разговором, пытаясь разговорить Шарля и вывести его из подавленного, по-видимому, расположения духа. Ему удалось получить только очень краткие ответы; было очевидно, что Шарль пребывает всё в том же настроении: фактически, казалось, что он погрузился в него ещё глубже. Теперь, когда Анри мог видеть его яснее в ярком свете лампы, странность внешнего вида и поведения производила на него ещё большее впечатление. Похоже, Шарль сам в какой-то мере это сознавал и старался избегать света. Он растянулся на диване и долгое время оставался там неподвижно, лишь односложно отвечая на оживлённые замечания своего друга.

Со временем, однако, эта странная безучастность сменилась столь же странным беспокойством – он внезапно вскочил с дивана и принялся расхаживать туда и сюда по комнате, подобно дикому зверю в клетке. И Анри стало казаться, если конечно это была не игра воображения, что сравнение с диким зверем – более чем просто сравнение. Это была не просто неуёмная ходьба туда-сюда – поведение друга, обычно мягкое и мирное, было проникнуто какой-то свирепостью, которую приходилось подавлять. Анри не мог понять своих собственных чувств и пытался отбросить их как смехотворные, но эта непрестанная ходьба стала уже в такой степени действовать ему на нервы, что он был вынужден попросить своего друга прекратить. Последний едва его понимал – по крайней мере, пока не пришлось повторить эти слова не один раз, – и тогда со странным, нетерпеливым восклицанием он снова бросился на диван, однако, уже не затем, чтобы пребывать в апатии, ибо было очевидно, что его неуёмность никуда не делась, и он не мог оставаться в одной позе дольше нескольких секунд.

Всё это заставляло Анри чувствовать себя определённо не в своей тарелке, он понимал, что никакое обычное происшествие не способно было вполне объяснить эту перемену, и начал бояться, что на друга напала какая-то болезнь. Лучше бы ему было не проявлять такой охоты ввязываться в это приключение, подумал он, ибо, как уже говорилось, вера в счастливое его завершение основывалась и на присутствии и помощи его друга, а теперь с ним произошло что-то странное, и на него, по-видимому, надеяться было уже нельзя. Однако полночь, когда предположительно должен был явиться барон, быстро приближалась, и он решил, как только этот ведьминский час минет, отвести своего друга в гостиницу и уложить в кровать, а если на следующее утро не наступит заметного улучшения, обратиться к местному врачу.