– Значит, адвокат передал тебе письмо…
– Думаю, ты его знаешь. Ларри Борлан – он раньше работал в АСЗГС[90]
, а до этого был старшим адвокатом в законодательном собрании Алабамы в Монтгомери; несколько раз представлял дела в Верховом суде. Отличный парень и проницательный: такого запросто не обманешь.– А он что обо всем этом думает?
– Он думает, что Генри абсолютно невиновен.
– Вообще ни в чем?
– Вообще ни в чем.
– Но ведь одно убийство произошло на глазах пятидесяти случайных, не связанных друг с другом свидетелей. Ты сама сказала. И все они уверенно, без тени сомнений, опознали его. И почерк этого убийства точно такой же, как и остальных пятидесяти пяти, включая убийство той школьницы в Декейтере, где его, наконец, поймали. И Ларри Борлан все равно думает, что это не он? Что убийца все еще на свободе?
– Да, именно так он и думает.
– А ты?
– Я с ним согласна.
– Господи, Элли, так его растак! Ты заработалась, не иначе. С тех пор, как Спаннинга арестовали, ни одного похожего убийства не было. За три года! Ни одного! Это тебе ни о чем не говорит?
– Это говорит о том, что настоящий убийца гораздо умнее нас и нашел отличного козла отпущения, а сам, может, уже перебрался в другой штат или просто затаился в Алабаме, ждет своего часа и посмеивается, – лицо Элли скривилось, на глаза навернулись слезы. – Через четыре дня его ожидание закончится.
Через четыре дня. Субботний вечер.
– Ну ладно, успокойся. Рассказывай дальше. К тебе пришел Борлан, умолял прочитать письмо Спаннинга и…?
– Не умолял. Просто отдал мне письмо и сказал, что не знает, что в нем, но, будучи моим другом и зная меня как человека честного и достойного, он был бы очень признателен, если бы я прочла его.
– И ты прочла.
– Я прочла.
– Значит, вы друзья? Судя по всему, близкие? Как мы с тобой, например?
Элли удивленно посмотрела на меня. По правде говоря, я и сам удивился.
– С чего я это ляпнул? – сказал я.
– Да, действительно, с чего бы?
Я завелся и чуть было не сказал ей, что если ей можно использовать нашу единственную ночь под братьев Маркс, чтобы надавить на меня, почему мне нельзя даже разозлиться? Но в кои-то веки у меня хватило ума прикусить язык.
– Впечатляющее, должно быть, письмо, – только и заметил я.
Элли долго молчала, явно размышляя, как наказать меня за мое идиотское замечание, когда мы, казалось бы, все обсудили, и я согласился ее выслушать. Но, взвесив все за и против, она все-таки решила рассказать мне, что было в письме. Письмо было просто отличное. Только таким письмом и можно заинтересовать прокурора, который добился, чтобы тебя посадили на электрический стул. В нем говорилось, что пятьдесят шесть – это не полное число жертв, что на самом деле их гораздо больше. Все эти нераскрытые дела в разных штатах: пропавшие и сбежавшие дети; необъяснимые исчезновения; студенты, путешествовавшие автостопом и так и не добравшиеся до места назначения; владельцы магазинчиков, которые зашли по дороге в круглосуточный банк, чтобы сдать выручку, и так и не вернулись домой; убитые и расчлененные проститутки; смерть, смерть, смерть, бесчисленные и неизвестные жертвы. Согласно посланию Спаннинга, пятьдесят шесть убийств были только верхушкой айсберга. И если Элисон Рош, моя подруга Элли, лично приедет к Генри Спаннингу в тюрьму Холман, он поможет ей эти дела закрыть. Она прославится на всю страну. Безвестные жертвы будут отомщены. Все тайны раскрыты.
– Значит, ты прочитала письмо и поехала.
– Не сразу. Я была уверена, что он виновен и, после трех лет работы над этим делом, также уверена, что жертв действительно было больше, и он действительно мог рассказать о них. Но мне просто не хотелось ехать. Когда мне приходилось приближаться к нему в суде, меня прямо передергивало. Он не сводил с меня глаз. У него голубые глаза, я тебе говорила?
– Может, и говорила, не помню. Давай дальше.
– Самые голубые глаза из всех, что я видела… Ну ладно. Честно говоря, я его просто боялась. Ты себе не представляешь, как мне хотелось выиграть процесс, Руди. Не просто ради карьеры или чтобы отомстить за тех, кого он убил – сама мысль о том, что этот человек с пронзительными, чистейшими голубыми глазами, снова окажется на свободе, пугала меня настолько, что я набросилась на это дело, как голодная собака на кость. Его просто необходимо было изолировать!
– Но тебе удалось преодолеть страх.
Элли не уловила сарказма.
– Да, удалось. Я «преодолела страх», как ты выражаешься, и согласилась с ним встретиться.
– И приехала к нему.
– Да.
– И он ни хрена не знал ни о каких других убийствах.
– Да.
– Но он так убедительно говорил. И у него такие милые голубые глазки.
– Вот именно, засранец.
Я усмехнулся. Любого умника можно обдурить, если найти правильный подход.
– Позволь мне со всем уважением спросить, только не бей, почему ты не взяла свой портфель и не свалила оттуда, как только стало ясно, что он соврал, и никакого списка нераскрытых убийств не будет?
– Он умолял меня остаться, – последовал ответ.
– И все? Он умолял остаться, и ты осталась?
– Руди, у него больше никого нет. Он всю жизнь один.